Шрам - Эмили Макинтайр

Он бы жил. Дышал. Существовал.

Глаза мои опухли и покраснели, но слезы уже давно высохли. От них остался лишь пульсирующий ритм гнева.

Король мятежников послал своих людей убить меня.

Только они промахнулись, и теперь я заставлю его желать смерти.

Никто не разговаривал со мной с тех пор, как мы вернулись. Никто не приставил к моим покоям дополнительную стражу. Ни утешительных прикосновений, ни ободряющих слов.

Да я и не заслуживаю.

У меня сжимается сердце. Я думала, что дядя Раф навестит меня, однако он, как и все остальные, стал призраком.

Низкий гул вибрирует по стенам, но я не поворачиваюсь: мне не интересно. Не интересно даже тогда, когда за спиной раздаются шаги, а матрас прогибается под весом человека.

Я слишком истощена, чтобы двигаться, слишком разбита, чтобы обращать на это внимание.

– Ma petite menteuse. Что мне с тобой делать?

Голос Тристана ласкает меня, как поцелуй, создавая пропасть в центре груди.

Я опускаю взгляд, когда его рука в татуировках обнимает меня за талию и притягивает к своему крепкому телу. Это простое действие бередит рану в моем сердце; рану, которую я зашила, и пыталась притвориться, что ее нет.

По моей щеке стекает слеза, горячая и соленая, падает на мои губы и просачивается в рот. Между мной и Тристаном остается лишь одна преграда – простая белоснежная ночная рубашка. Его пальцы гладят меня по животу, успокаивают, как будто я заслуживаю утешения.

Его дыхание ласкает мне шею, теплые поцелуи осыпают кожу. Они нежные и настолько отличаются от тех, которые он дарил мне раньше. Но я все равно их принимаю.

Среди множества людей, которые не замечают меня, он, похоже, единственный, кто меня видит.

Еще одна слеза скатывается с моего подбородка.

Его руки прижимаются к моим бедрам и разворачивают меня на спину. Теперь я вижу его зеленые глаза и пристальный взгляд.

– Ты не пострадала? – спрашивает он, вытирая влагу с моих щек.

Я качаю головой, с трудом выдыхая. Сердце пытается разорвать ледяную хватку, в которую его заключило чувство вины.

Услышав ответ, Тристан расслабляется. Он гладит мое лицо, гладит область под глазами и над губами. Гладит переносицу. Снова и снова он повторяет это движение, и постепенно тяжесть моего горя становится меньше, как будто он снимает его с меня и оставляет себе.

– Скажи, что тебе нужно, – просит он.

У меня дрожит подбородок – я отворачиваюсь, не желая показывать ему свою слабость.

Но Тристан снова прикасается пальцами к моей челюсти и поворачивает мою голову назад:

– Скажи, что тебе нужно, Сара. И я дам тебе это.

Я обдумываю ответ. Тысяча разных эмоций смешивается в моем нутре, но побеждает та, что ближе всего к поверхности.

Ярость.

Она давит на меня, пытаясь прорваться наружу и распространиться по всему городу, уничтожая все на своем пути.

– Я хочу, чтобы ты нашел виновных, – мой голос надламывается. – И хочу, чтобы они исчезли с лица земли.

Эти слова горькие на вкус, но я не беру их назад.

Глаза Тристана вспыхивают. Он наклоняется ко мне, прижимаясь лбом к моему. Наши губы так близко, что мы дышим одним воздухом.

– Считай, что их уже нет.

Он говорит с такой убежденностью, с такой уверенностью, что я ни на секунду не сомневаюсь. Он как будто ныряет в мою душу и видит каждую ее частичку. Мне кажется, что я могу попросить у него весь мир и он разорвет его на куски, лишь бы принести к моим ногам.

От такой заботы у меня в груди что-то ломается, как будто на нее обрушивается целая гора валунов. Любая причина, из-за которой я отказывала себе и пыталась держать его на расстоянии, разбивается вдребезги с каждым касанием его пальцев.

Может быть, я эгоистка. Может, я этого не заслуживаю.

Но в мире, переполненном болью, он – моя единственная передышка.

Мои руки тянутся к нему, норовя запутаться в волосах.

– Поцелуй меня, – вздыхаю я.

И он целует. Без вопросов. Без колебаний. Просто опускается и сливается своими губами с моими. Теперь его нежное прикосновение превращается в крепкую хватку, которая поддерживает меня и сохраняет целостность.

Как только мой рот открывается шире, его язык проникает внутрь, порождая волну возбуждения. Оно тяжелее привычного, с оттенком печали, но, несмотря на это – а может, и благодаря, – чувства становятся глубже.

Он стонет, пока я посасываю его нижнюю губу, перемещается в пространство между моими ногами и упирается крепким членом прямо мне в киску. У меня выгибается спина, пальцы перебирают его волосы, и я прижимаюсь к нему все сильнее, отчаянно нуждаясь в близости. Мне так хочется ощутить его глубже.

Может быть, если я утону в нем, то не задохнусь от боли.

Его ладонь накрывает мою грудь, а пальцы дразнят сосок сквозь тонкую ткань рубашки. Он отрывает свои губы от моих, проводит ими по уголку моей челюсти, после чего приникает к шее. Его зубы покусывают кожу, вызывая мурашки по всему телу.

Я стону, из меня сочится влага и прилипает к внутренней стороне ног – знак, что я жажду его прикосновения.

Тристан нерешительно отстраняется и заглядывает мне в глаза. На долю секунды во мне вспыхивает волнение: а вдруг он передумает?

Но тревоги напрасны.

Когда очередная слеза стекает по моему лицу и я уже спешу ее вытереть, Тристан крепко берет мои руки, поднимает их над моей головой и переплетает наши пальцы. Он наклоняется ко мне, его губы перемещаются от основания моей челюсти к уголку рта, а язык скользит по коже, целуя следы моей боли.

– Сара, – шепчет он.

Наши губы снова встречаются; желание нарастает, вызывая пульсацию. Я прижимаюсь к его бедрам, обвиваю ногами его талию, чтобы притянуть еще ближе. Он стонет. Этот звук вибрирует у меня во рту, проникает в кости и вызывает дрожь. Как же это опьяняет: видеть, что такой мужчина, как Тристан, окунается с головой в чувства, и знать, что причиной его желания являюсь я.

Он все крепче сжимает мои пальцы, все сильнее вдавливает руки в подушки.

А потом снова отстраняется, чтобы заглянуть мне в глаза:

– Ты моя.

И это не вопрос.

Я киваю и приподнимаюсь, чтобы произнести ему в губы:

– Твоя.

Возможно, я должна испытывать смущение и чувствовать себя слабой, как будто для самоутверждения мне нужен мужчина. Но когда он отпускает мою руку, тянется к вырезу моей рубашки и разрывает ткань, я ощущаю лишь силу.

И мне безумно хочется, чтобы он наполнял меня ею, пока я не закричу.

Как он и обещал.

Глава 39

ТРИСТАН

Одно слово, и я обезумел.

Мои руки хватают, щупают и гладят, желая ощутить кончиками пальцев, что ее идеальная кожа не повреждена. Я в ярости, что кто-то решился посягнуть на нее – особенно после моего запрета. Когда Эдвард рассказал о случившемся, меня ослепил гнев. Однако вместе с гневом перемешалась какая-то новая эмоция.

Страх.

В этом мире я мечтал только об одной вещи, которая находится на кончиках моих пальцев. Корона уже так близко, что я почти могу протянуть руку и возложить ее себе на голову.

Но теперь есть она.

И все остальное меркнет в сравнении. Я готов на все, лишь бы она была рядом. Она – это целый мир. И если ей сделали больно, я буду пытать виновных, пока они не начнут умолять меня о смерти.

Я сжимаю в ладони ее нежную грудь. Твердые соски проступают под тонким материалом разорванной ночной рубашки, и мой рот требует, чтобы я наклонился и попробовал их на вкус.

Так я и делаю.

– Тристан, – стонет она, дергая меня за волосы. Корни болезненно ноют.

Когда я зубами впиваюсь в ее кожу, она вскрикивает, ее бедра поднимаются и прижимаются к моему паху, заставляя член подрагивать от трения. Я выпускаю изо рта ее сосок и отстраняюсь с улыбкой.

– Куда ты? – жалуется она. – Вернись.

Не обращая внимание на мольбы, я направляюсь к тумбочке, беру толстую свечу и возвращаюсь к кровати. При этом Сара не сводит с меня глаз. Лоб ее сморщен, щеки раскраснелись, она растянулась на кремовых шелковых простынях, рассыпав вокруг себя черные волосы.

Мои шаги замедляются, когда я рассматриваю ее, обнаженную, возбужденную. Ее чувствительное тело пылает,