Жена хозяина трущоб - Лика Семенова

по руке и пекла. И если бы не эта боль, я бы тотчас решила, что все произошедшее — плод моих страхов и моей фантазии. Настолько это было бредово. Я смертельно боялась оказаться разоблаченной, но к произошедшему только что была совершенно не готова. Гертруда приняла меня за любовницу Сальвара. Господи! Как же это нелепо! Меня! Оставалось только надеяться, что она вколола мне то, что озвучила, а не какой-то смертельный яд. Мадам Гертруда преподнесла неприятный сюрприз, но на убийцу точно была не похожа. Это слишком. Кто угодно, только не она!

Но неужели она это всерьез? Допустила, что я могу оказаться его любовницей, что он на меня посмотрит! На замарашку из трущоб. Больная рука говорила, что серьезнее некуда… но… Я покачала головой, пытаясь не допустить даже мысли. Но я бы многое отдала, чтобы быть любовницей Сальвара, а не женой… Мясника Марко. Лучше до конца жизни носить платье горничной и прятаться в этой комнате, чем вернуться в Кампанилу. Сальвар не был подарком, я его, в сущности, и не знала, но их невозможно было даже сравнить.

Стоит ли ему все рассказать? Кажется, Гертруда была совершенно уверена, что я этого не сделаю. Почему? Если я решилась быть с ним честной, надо быть честной до конца. А, впрочем… скорее всего, это уже не имеет никакого значения. Как только Сальвар получит подтверждение моей личности — меня вышвырнут. Судя по всему, сегодня же вечером, когда он вернется. И эта правда не будет иметь никакого значения. Да и кому он поверит? Оборванке из трущоб или собственной тетушке?

Я закрыла лицо ладонями, шумно выдохнула. Господи, я хочу, чтобы все это скорее закончилось! Уже не важно, как.

Через какое-то время в дверь постучали, и тут же показался Мэйсон с подносом. Он поставил его на столик, посмотрел на меня:

— Я принес тебе завтрак.

Я кивнула:

— Спасибо, мистер Мэйсон.

Он не сводил с меня глаз:

— Мэри, скажи, пожалуйста: к тебе недавно заходила мадам?

Я напряглась. Отрицать глупо…

— Да, сэр.

— Можешь уточнить, чего она хотела?

Я опустила голову:

— Она хотела узнать, как я устроилась. И не нагрузили ли меня работой.

— А ты что ответила?

Я сглотнула:

— Я ответила, что всем довольна, сэр.

Мэйсон пару мгновений задумчиво помолчал, глядя куда-то в пустоту. Вновь посмотрел на меня:

— А в каком настроении была мадам? Как тебе показалось?

Я пожала плечами:

— В обычном настроении, сэр.

— Она не показалась тебе расстроенной? Или нездоровой?

Внутри замерло. Я посмотрела на него:

— Что-то случилось, сэр?

Тот вновь помолчал, наконец, словно опомнился:

— Нет, все в порядке. Спасибо за ответ.

Мэйсон вышел, оставив меня одну.

Я вновь уткнулась лицом в ладони, покачала головой. Не хочу. Больше не хочу ни о чем думать. Не хочу!

Я поднялась, сменила, наконец, платье. Села за столик и сняла с подноса колпак. Я не ела сутки, но аппетита до сих пор не чувствовала. Ударивший в нос резкий запах заставил буквально отшатнуться. Я с недоумением смотрела перед собой. Рядом с тарелкой с омлетом и вазой со сладкими вафлями стояла крошечная белая чашечка с уже знакомым гуталиновым содержимым.

Кофе… Для меня? Но что это значит?

Я вмиг забыла обо всем другом, как ребенок. Воровато обернулась на дверь, будто боялась обнаружить, что за мной подглядывают в щель. Никто, само собой, не подглядывал. Но притронуться к чашечке я никак не решалась. В конце концов, если Мэйсон это принес, значит, принес для меня…

Сердце пустилось в галоп. Я коснулась круглой ручки и подцепила двумя пальцами. От волнения чашка плясала в руке. Я опустила ее на стол, боясь разлить, придвинула к себе. Нагнулась и вдохнула аромат. Он казался густым и плотным, плотнее воздуха. Оседал где-то в горле странной горечью. Я сделала крошечный глоток, подержала во рту, стараясь распробовать. Но первым желанием было бежать в ванную и выплюнуть. Сальвар был прав — кажется, это редкая гадость за дикие деньги. Я с недоумением смотрела на чашечку: интересно, сколько она стоит?

Я все же заставила себя поесть. И, надо признать, почувствовала себя значительно лучше, и рука совсем перестала болеть. Даже настроение улучшилось. Несмотря ни на что. Последний день в этом доме… Единственное, что я теперь могла — вдоволь насмотреться в фальшивое окно. Больше никогда в жизни я не увижу таких видов.

Я положила в кофе кубик сахара, поданный тут же, на подносе. Размешала. Может, так будет вкуснее. Я просто обязана это выпить — больше никогда не придется.

Я устроилась на подоконнике. Смотрела на город, по крошечному глоточку пила кофе. Вкус, впрямь, совершенно изменился. Я не могла сказать, что пребывала в полном восторге, но это было… интересно. И вкусно уже от того, что было недоступно такой, как я.

Солнце начинало клониться к закату, уже зацепилось за шпиль одной из далеких высоток. Я просидела здесь весь день. Удивительное окно, в котором всегда можно было видеть солнце независимо от того, всходило оно или заходило…. Скоро вернется Сальвар и все, наконец, закончится. Гертруде больше не придется переживать.

Вдруг послышались быстрые шаги по коридору. Еще. И еще. Я слезла с подоконника, прокралась к двери. Внутри все напряглось. Что там происходит? Я приоткрыла дверь, услышала отдаленные голоса. Мужские голоса. Но, что именно говорили, я не могла разобрать. Догадка была только одна — за мной пришла полиция. И через пару мгновений будет прямо здесь.

Я поправила платье, выпрямилась. Они не застанут меня врасплох. Я готова и не устрою никаких сцен. Вернулся ли с ними Сальвар? Или, как я и думала, не хочет меня видеть и оставил всю грязную работу Мэйсону? Но что значила эта чашка кофе? Жаль, что я не смогу об этом спросить. Мне это почему-то казалось важным.

Глава 45

Время шло, я с готовностью стояла у двери, но ничего не происходило. Почему? Я приоткрыла шире, выглянула в коридор. Он был совершенно пуст. Лишь издалека, как мне казалось, откуда-то из гостиной, доносились незнакомые глухие голоса. Если это полиция, почему они медлят? Наверняка Мэйсон получил все распоряжения.

Я не выдержала — иначе сердце лопнет. Скользнула в коридор и на носочках пошла вдоль стены, прислушиваясь. Наконец, в отдалении показалась колоннада гостиной, а на подступах толпились несколько человек из прислуги. Две горничные, худая и полная, кажется, повар, еще трое мужчин. Наверное, сбежались со всего дома. Незнакомые голоса стали громче, но я все