На крючке - Эмили Макинтайр

посылая вспышку жара через весь мой живот.

– Ты так уверена? – я наклоняю голову.

Она колеблется, даже напрягается, и отводит взгляд в сторону:

– Конечно.

– Хорошо, – я отталкиваюсь от стены и направляюсь к ней. – Ему и не придется искать. Мы сами к нему поедем.

Венди поворачивается в мою сторону и вскарабкивается на ноги.

Медленными шагами я приближаюсь к ней. Она застывает на месте, а потом пятится назад, как будто сможет сбежать. Когда она упирается спиной в каменную стену, я прижимаюсь к ее телу бедрами и расставляю руки по обеим бокам, чтобы она никуда не ушла.

– Думаешь, ты сможешь убежать, Венди? – я убираю ладонь со стены и легонько обвиваю пальцами ее горло. – Даже если ты сбежишь из этой комнаты, в мире не будет такого места, где я тебя не найду.

– Убери от меня свои чертовы руки, – она скалит зубы, дыхание сбивается.

Быстрым движением она вскидывает руку и хочет влепить мне по лицу, но я успеваю поймать ее запястье и выкручиваю так, чтобы она оказалась спиной ко мне. Ее рука оказывается зажатой между нами, и она что-то бурчит, пока мой торс наваливается на ее тело, а свободная рука давит на затылок, прижимая щеку к стене.

– Я не люблю повторяться, поэтому советую слушать внимательно, – я наклоняюсь и упираю подбородок ей в плечо.

В попытке освободить руку Венди задевает локтем мой живот. Я усиливаю хватку.

– Я отвезу тебя к себе. Там ты примешь душ и приведешь себя в божеский вид.

– Ты отвратителен.

Желудок сжимается от ее слов.

– Возможно. Но пока я не решу иначе, я также твой хозяин.

Она усмехается, начинает дергаться, отчего кровь приливает к паху, а член твердеет.

– Продолжай, детка. Мне нравится, когда ты борешься, – я ухмыляюсь.

Она заметно напрягается.

Я отпускаю ее, и она поворачивается. Прищурив глаза, она хватается за запястье и начинает массировать красные отметины. В голове проносится вспышка тревоги, но я ее отгоняю. Небольшой синяк будет болеть не так сильно, как нанесенные мне раны. Да и какая разница: она все равно умрет.

– Сегодня вечером состоится мероприятие – я бы хотел, чтобы ты меня сопроводила.

Сначала Венди взрывается смехом, но очень быстро стихает, а глаза расширяются от удивления:

– Ты серьезно?

– Да.

– Иди к черту, – шипит она.

– Ладно, – я достаю телефон из кармана и подношу его к уху.

– Что ты…

Я поднимаю палец, намекая, чтобы она замолчала.

– Здравствуйте, да, миссис Хендерсон. Как же приятно слышать ваш голос. Это Джеймс Барри.

От вздоха Венди по моим венам пробегает волна удовольствия. С улыбкой я подмигиваю.

– Не могли бы вы сообщить директору Диксону, что я приеду за Джонатаном Майклзом?

– Ты ублюдок, – ее голос срывается, и я смотрю на нее с каким-то непонятным чувством, засевшим в груди.

Закрыв микрофон рукой, я вскидываю брови.

– Повтори, детка? Я тебя не расслышал, – я указываю на телефон. – У меня тут важное дело, понимаешь?

– Я назвала тебя ублюдком, – шипит она и прижимает ладони к глазам. – Я сделаю все, что ты хочешь. Только, пожалуйста…

Услышав ее согласие, напряжение спадает, и я киваю.

– Слышите меня? Знаете, миссис Хендерсон, планы внезапно изменились. А вам желаю прекрасного дня.

Я кладу трубку, убираю телефон обратно в карман и иду к ней, пока носы моих туфель не касаются ее голых пальцев. Прикоснувшись к ее подбородку, я задираю ее голову:

– Мне жаль, что так вышло. Так не должно было быть. Но у каждого из нас наступает такой момент в жизни, когда приходится выбирать.

– Что? Я… – она хмурится.

Я ласкаю пальцем ее щеки.

– К сожалению, ты встала не на ту сторону, – я убираю руку и поворачиваюсь к двери. – Я скоро вернусь. А ты пока посиди и подумай, что поставлено на кон.

Глава 28

Венди

Запястья снова скованы, только на этот раз вместо тяжелых кандалов – настоящие наручники. Я смотрю на металл, разминая пальцы на коленях, а затем перевожу взгляд на Керли, который сидит в машине со стороны водителя.

– Можно было обойтись без наручников. Или ты думаешь, что мне удастся сбежать?

Керли не реагирует, как будто вообще не слышит моих слов.

Он такой с тех самых пор, как плюнула ему в лицо. Но я не жалею, и мне все равно нечего сказать ему – им всем.

Закрыв глаза, я прислоняюсь головой к окну, наслаждаясь солнечными лучами, проникающими сквозь стекло в мою кожу. Внутри меня постоянно живет тяжесть, но в этот момент я хватаюсь за маленькое облегчение – наконец-то я увидела дневной свет. Я понятия не имею, сколько прошло времени, но, когда ты заперт в темноте в компании собственных мыслей, одна секунда кажется целым столетием.

Мой мозг взбит, как омлет, а изоляция превратилась в камеру пыток, поэтому я решила сидеть посреди комнаты и пробовать себя в медитации. Не уверена, правильно я это делаю или нет, но, кажется, этот метод помогает бороться с паникой и сохранять рассудок.

Именно в один из таких моментов самоанализа я вдруг осознала, что часть моей боли не нова, это просто свежие царапины на старых шрамах. Джеймс, вернее Крюк, – еще один человек в череде подобных, кто думает, что может указывать мне, что делать; кто меня не слушает и говорит, чтобы я сидела и не высовывалась; кто ждет, что я прикушу язык и буду улыбаться. И это правда, именно так я и поступала всю свою жизнь. Никогда не стояла за себя, проглатывала оскорбления «друзей» и принижения отца, как будто это мой крест.

Но мне уже надоело, что все мной командуют.

Машина сворачивает на пристань – от воспоминаний о прошлом моем визите сюда меня бросает в дрожь. Это случилось всего несколько дней назад, но почему-то кажется, что тогда я была совершенно другим человеком, который воспринимал мир и всех людей в нем как нечто исключительно благое.

Но розовые очки слетели с глаз за миллисекунду, оставив после себя лишь оттенки серого.

Керли паркует машину, молниеносно переходит на мою сторону, открывает дверь и берет меня за руку, чтобы отстегнуть наручники.

– Не делай глупостей.

Как будто я идиотка и стану подвергать брата опасности.

Я следую за ним, спускаюсь по докам к роскошной «Тигровой лилии» в конце пристани и вижу Сми, который драит палубу, пока три белые птицы парят над его головой.

Искрящиеся лучи солнца играют на кристально-голубой воде.

Все как обычно. Даже прекрасно.