Любить и беречь (СИ) - Радкевич Алекс

- Не надо ничего. Сядь. И прекрати разговаривать со мной таким тоном, пожалуйста.

- Каким? – Никита все-таки сел рядом.

- Сдержанным. Как с умственно отсталым.

- Глупости, Глеб. Я просто не знаю, чего от тебя ждать. Сейчас ты пришел, бледный как смерть, мне тебя жалко до слез. А завтра выспишься, оклемаешься, снова махнешь хвостом и улетишь на тусовку. Я не знаю, как реагировать, Глеб. Я устал. Мне непонятна эта ваша жизнь, это маниакальное стремление на сцену, в любом виде и состоянии. Это же даже не любовь к искусству, искусством можно заниматься и дома. Это любовь к славе, к вниманию, причем со стороны людей, которые не знают тебя настоящего. И которые сами по себе тебе нафиг не нужны. Тебе нужны только их аплодисменты и восхищенные взгляды. Но чтобы при этом они держались от тебя на расстоянии и не мешали жить.

Никита говорил и говорил, выплескивая все, о чем явно давно думал. Глеб слушал и кивал. Даже возражать не хотелось. Во многом мальчишка был прав, чего-то просто не понимал в силу юности и разности интересов. Когда Никита наконец замолчал, Глеб притянул его к себе, покрепче обнял и пробормотал ему куда-то в затылок:

- Никуда я больше не уйду. Все, кончились тусовки. А искусство – оно еще раньше кончилось.

@@@

- И ты представляешь, едва захожу в коридор, навстречу Атошка Звольский. У него офис в том же здании. Несется на всех парах. Меня увидел, обрадовался, конечно, расцеловались. Хороший он мальчик, воспитанный. Это только на сцене изображает из себя черте что, задумка такая у его продюсера.

Глеб рассказывал, сидя на диване, прижимаясь к Никите и обнимая двумя руками кружку с кофе. На улице снег пошел. Никита включил сплитку для дополнительного обогрева и теперь сидел, слушая рассказ Глеба о его сегодняшних злоключениях и думая, что со всем этим делать.

- Я его спрашиваю, куда летишь, а он такие глаза удивленные сделал: «Как куда, Глеб Васильевич? В Кремль! Сегодня ж концерт к 23 февраля!». Ты представляешь, Никит? Я ведь и забыл совсем! Антошка на меня глазами хлопает: «А вы разве не едете?». Ну конечно, в его сознании я – неотъемлемая часть любого правительственного концерта. Он, наверно, еще на горшке сидя, меня в телевизоре видел. И что я ему мог сказать? Что меня не позвали? Первый раз за лет так тридцать? Я наврал что-то про дикую занятость, конечно. Пришел в офис, где секретарши и той нет, сел за стол и знаешь, даже не обидно. Просто никак.

Никак – это плохо, защитная реакция психики на ситуацию, с которой сложно справиться. Это Никита помнил из базового курса психологии.

- Глеб, организаторы просто не знали, что ты в Москве, поэтому не позвали. Директора у тебя сейчас нет, ты два с лишним месяца нигде не появлялся. Чему ты удивляешься?

- Ник, о чем ты говоришь? Правительственные концерты делают одни и те же люди, с которыми мы сто лет знакомы. Разумеется, у них есть все мои телефоны. И звонят они мне всегда напрямую. И потом, я же не успокоился, я Каролю позвонил, объяснил ситуацию.

- Ты? Каролю? – поразился Ник.

- А что такого? Ну да, между нами есть противоречия, но он, как бы тебе сказать… Что-то вроде крестного отца в нашем мире. Через него решаются все вопросы, споры, проблемы. И если артиста незаслуженно обижают, он всегда вмешивается, забывая даже про личную неприязнь.

Никита вспомнил, что именно Кароль погасил долг Глеба за аренду зала, и молча кивнул. Он уже убедился, что всех этих людей, их логику и взаимоотношения, ему не понять.

- Так и так, говорю, Илья. Я вернулся, хочу участвовать. Он же в курсе моей ситуации. И поверь, это не проблема, впихнуть артиста в сборный концерт, даже если до него осталась пара часов. Илья меня выслушал, обещал все решить. Через пять минут перезванивает и говорит, что ничего сделать нельзя. Была команда Оттуда меня из всех правительственных концертов убрать. В связи с нашей новой государственной политикой. Понимаешь, Никит? Я теперь в «черном списке».

Глеб говорил абсолютно спокойно, и это пугало. Только теснее прижимался к нему и с шумом прихлебывал горячий кофе.

- Эти списки на самом деле существуют? Как в советское время?

- Не совсем. Тогда если артиста «закрывали», то глобально – ни гастролей, ни эфиров, ни записей. Все же подчинялись Министерству культуры – и Росконцерт, и телеканалы, и студии. А теперь почти все в частных руках. Но состав артистов для правительственных концертов ко всем возможным праздникам утверждается по-прежнему наверху. И если ты в них не участвуешь, ты уже не артист первого эшелона.

Никита с трудом вникал во всю эту систему.  Ему было понятно, что Глеб расстроен, что как раз выход в сборном концерте в Кремле был бы для него не лишним – это не ночной клуб и не сомнительное телешоу. Но что он мог сделать? Про сорванные съемки Глеб тоже рассказал, клятвенно пообещав вообще больше на телевидение не лезть.

- Они не хотят артиста Немова, — заключил он. – Они хотят шута Немова, который будет веселить публику пикантными подробностями личной жизни. Типа Бори Алексеева, только еще веселее, с учетом легендарного прошлого

Никита не знал, что сказать. Похоже, что выводы Глеба были верными. Только кому от этого легче?

- И что ты решил? – осторожно спросил он.

Если Глеб не бесится, не орет и не пытается напиться, значит все или совсем плохо, или у него есть какое-то решение, это Никита уже знал по опыту.

- Не знаю. Илья обещал пошуршать, замолвить за меня словечко, где надо. Но если честно, Никит, я даже не уверен, что этого хочу. Так противно все… Шепот за спиной, насмешки в глазах, игнорирование. И устал я смертельно. Изображаю светского льва, а самому выть хочется от тоски и хренового самочувствия.

- Сейчас тоже? – насторожился Никита. – У тебя что-то болит?

- Сейчас нормально. Когда под попой мягкий диван, а под боком любимый мальчишка – хорошо.

Глеб наконец-то улыбнулся. У Ника немного отлегло от сердца. Минут двадцать они молча смотрели работающий фоном телевизор. Причем Глеб не отпускал его руку, и продолжал жаться, хотя в квартире уже было не просто тепло, а жарко.

- Глеб, — нарушил тишину Никита. – У нас какие планы?

Явно начавший дремать Глеб не сразу понял вопроса.

- В смысле?

- Как я понимаю, ты здесь ночуешь?

- Мы здесь ночуем, — Глеб сделал ударение на первом слове. – И мы поедем в Нововнуково, когда захотим. Или не поедем. Как нам захочется. Обоим.

- Ясно, — Никита мысленно улыбнулся. – Только, солнце, тебе все равно придется поднять попу с дивана и покататься по Москве. Так и быть, я побуду твоим шофером.

- Чего это? – возмутился Глеб.

- А ты не забыл, что у нас есть еще один член семьи? Которого надо выгулять и накормить?