Опасная любовь командора - Ульяна Муратова

Он ненавидел себя, ненавидел Разлом, ненавидел то, что не мог оставаться равнодушным, и ненавидел решение, которое обязан был принять.

Двадцать девятое эбреля. Поздний вечер

Адель

— Нет, Аделина. Я считаю, что для тебя в части слишком опасно.

Слова командора прозвучали приговором, и я никак не могла поверить, что на этом всё закончится. Закончится тогда, когда я впервые показала свою полезность.

— Кеммер, пожалуйста, дай мне хотя бы пару дней на то, чтобы освоиться с этой мыслью. Очень прошу: не давай ход ни рапорту, ни благодарности. Я обещаю не спорить и не пререкаться…

— Ты уже споришь, — тяжело вздохнул он. — Хорошо. Ты можешь остаться на должности до увольнительной, а потом уедешь в оплачиваемый отпуск и уже из Кербенна подашь рапорт. Но хочу заверить тебя, что не передумаю.

— Ты считаешь, что это я виновата в смерти Мервела? Что если бы я не споткнулась…

— Нет, Аделина, — командор неожиданно шагнул ко мне и взял за плечи. — Я не считаю, что ты хоть в чём-то виновата. Но тебе не место в армии. Если ты настолько сильно нуждаешься в работе, я поспрашиваю у деда, у него хорошие связи и наверняка найдётся какая-то подходящая вакансия. И поговорю с тётей, как уже пообещал. Помогу тебе финансово и даже премию выпишу на прощание.

— Я же Боллар…

— Я помогу тебе как Аделине, а не как одной из Болларов. Но я всё равно не хочу, чтобы ты оставалась в части, и это окончательное решение.

— Кеммер, это была невыносимо сложная ситуация, — попыталась оправдаться перед ним. — Я всего лишь не хотела, чтобы Мервел умер…

— Я понимаю, Аделина. Но и ты пойми — мы на войне. А на войне приказ может быть любым, в том числе и таким, что нужно идти и умирать самому. Если увижу, что одна смерть спасёт сотни жизней, то я такой приказ отдам. И каждый, кто служит в моей части, его выполнит. Вот в таких дерьмовых обстоятельствах мы находимся, когда один драконов выбор хуже другого. И судя по всему, скоро мы будем ностальгировать по временам, когда прорывы случались всего по паре раз в месяц и только у Разлома.

Поняв, что он не передумает, я просто уткнулась ему в грудь и разревелась. Вместо того чтобы прочитать нотацию о недопустимости подобного поведения, он крепко меня обнял, и отчего-то стало только больнее и горше. Слёзы лились ручьём, а я никак не могла вспомнить заклинание, блокирующее работу слёзных желёз. И перестать тоже не могла. Плакала и плакала, пока Кеммер мягко не позвал:

— Аделина…

— Адель, — всхлипнула я. — Аделиной меня только противная гувернантка называла.

— Адель, посмотри на меня, — попросил он.

Я подняла заплаканное лицо, стыдясь и покрасневшего носа, и несдержанности, и двух мокрых овальных пятен, образовавшихся на мундире командора. На короткое мгновение показалось, что он меня поцелует, и безумно захотелось ощутить этот поцелуй на губах. Кеммер наклонился ко мне ближе, его сердце бешено заколотилось в груди.

Время замедлило бег. Я замерла в ожидании. Кеммер наклонился ещё ниже, к самому моему лицу, и я не только не отодвинулась, но даже подставила губы, потянулась к нему сама.

Однако поцелуй так и не случился. В последний момент командор отстранился и сказал:

— Я прошу прощения за все резкие слова, которые говорил. Пожалуйста, знай, что теперь я хочу твоего увольнения по совсем иным причинам, чем вначале. Ты прекрасная целительница, заботливая и очень способная. А ещё ты нобларина, достойная куда большего, чем эта часть и такой командор, как я. И никто ни в чём тебя не винит. Мервел мог погибнуть десятками разных способов, и я гарантирую, что он первый заверил бы тебя, что всё случившееся — просто трагическое стечение обстоятельств, а ты сделала всё возможное. И если вдруг кто-то посмеет сказать обратное, то я лично объясню ему, где он ошибается. Но я уверен, что никто не посмеет.

Командор продолжал крепко меня обнимать:

— Не кори себя. Я понимаю вину выжившего. Я наблюдал её у других и сам испытывал не раз. Ты ни в чём не виновата, Адель. Просто поверь мне. А ещё поверь, что дела наладятся, когда ты уволишься и вернёшься домой. Ты красивая, упорная и замечательная девушка, твой единственный недостаток — неумение повиноваться. Это не делает тебя плохой, это просто делает твою службу в армии невозможной. А теперь иди и приготовь так много своего отвара, как сможешь. И собирай вещи. Тридцатое число уже завтра.

Командор разжал объятие, показывая, что сеанс утешения окончен. Мне мгновенно стало холодно и неуютно, словно во время сна кто-то сдёрнул одеяло. Однако ничего не оставалось, кроме как подчиниться.

Вернувшись в медблок, я включила плиту и беззвучно плакала, ставя на неё самую большую кастрюлю из имеющихся в запасе.

И вроде бы Блайнер не сказал ничего оскорбительного, но сердце сжималось от обиды и горечи. Я ведь действительно хотела приносить пользу и поверила в то, что могу это делать. Вытащила даже самых тяжёлых пациентов и не сомкнула глаз, пока не стабилизировала всех.

Но и командора можно понять. Мы всегда находились с ним на разных полюсах — будто нарочно выбирали две максимально противоположные точки зрения.

Но разве с этим что-то поделаешь?

Спустя несколько часов на пороге медблока показался интендант. Он явно смущался, даже слегка покраснел.

— Ким сказал… кхм… — кашлянул он, — командор Блайнер сказал, что вы не вернётесь после увольнительной из Кербенна.

— Судя по всему, так и есть.

— Эвона как… Гарцель Боллар, я успел лишь кратко поблагодарить вас за исцеление. А теперь хотел бы передать небольшой подарок. Я немного увлекаюсь резьбой по камню. Не сочтите за навязчивость, это просто сувенир на память.

Он протянул мне маленькую фигурку розенны. Светло-жёлтый бутон с едва приоткрывшимися лепестками и более насыщенные, зеленовато-синие листики, искусно вырезанные из куска незнакомой породы.

— Очень красивая работа. Благодарю вас от всей души, — я приняла подарок и залюбовалась бликами света на его гранях.

— Не за что, — интендант кашлянул ещё раз. — Заодно напоминаю вам сдать униформу перед отъездом и составить инвентарный список всего, что остаётся в медблоке, — деловито добавил он.