Странные и удивительные мы - Кэтрин Айзек

Я вошла на кухню, аккуратную и функциональную, где все убрано внутрь пятнистого соснового шкафа с медными ручками, за исключением коллекции кулинарных книг Делии Смит, которые красовались рядом с полочкой для специй.

У плиты, со сосредоточенным лицом помешивая содержимое одной из трех кипящих кастрюль, стоял папа в фартуке с надписью «Шеф-повар», который я подарила на День отцов.

Он поднимает голову и вытирает руки кухонным полотенцем.

— Привет, дорогая, — бодро произнес папа, остановившись, чтобы поцеловать меня. Его кожа хранила тепло от жара плиты.

— Как тебе удалось со всем справиться, пап? Ты же был на работе утром?

— Часть заготовок я сделал в будни.

Мой отец — любитель заранее заготавливать еду, проводя выходные заполняя морозильник. Так что, к последнему воскресенью месяца обычно готовы изысканные закуски: суфле из семги, суп из водяного кресса, за которым следует огромное традиционное жаркое с острым гарниром и домашними соусами.

— Я не выходил до позднего вечера сегодня и отлично поработал.

— Ничего серьезного, надеюсь?

Он покачал головой.

— Один из работников «Роял» оставил тост на огне дольше, чем нужно. Сработала пожарная сигнализация.

Пожарный — единственная работа, о которой всегда мечтал отец. Он стал им, как только повзрослел для такой службы. Он проводит большую часть своей работы в тушении пожаров в домах, в дорожных авариях, в вызволении собак из запертых машин. А совсем недавно папа помог тридцатичетырехлетнему мужчине, чья филейная часть застряла в детских качелях.

Случались и весьма опасные ситуации: как, например, прошлогодний инцидент взрыва на заброшенном складе, где находился отец. Огонь полностью охватил комнату, и защитное стекло его шлема расплавилось, оставив на шее след от ожога второй степени, который до сих пор морщинит веснушчатую кожу и является причиной моих бессонных ночей.

Когда я вхожу в столовую, дедушка уже расставляет приборы на столе.

— Давай помогу, — предложила я, переложив вилки на другую сторону стола. — Пока мы здесь… Ты знаешь, у бабушки день рождения через пару недель. Я подумываю купить ей жакет, что думаешь?

Он отрешенно посмотрел на меня.

— Не знаю, дорогая. Я на днях пытался спросить, что она хочет, так твоя бабушка ответила, что слишком стара для подарков. Достанется пара роликовых коньков, если она не подбросит мне идеи.

— Тот, который я приметила, действительно шикарный.

Дед наморщил лоб.

— Не нужно покупать дизайнерские вещи, Элли. Ей семьдесят шесть.

— И что? В семьдесят шесть нельзя иметь красивые вещи?

— Она тебя отругает за выброшенные деньги.

— Будет трудно, — согласилась я. — Ты не знаешь ее размер?

Он бросил взгляд из-под бровей и заколебался:

— 18?

— О, дедушка, она намного меньше, — неодобрительно возразила я. — 14, или даже 12.

— Ничего не могу сказать. Прошло столько времени с тех пор, как Пегги разрешала покупать ей одежду. По словам твоей бабушки, последний кардиган, который я подарил, сделал ее похожей на овчарку. Почему бы тебе не сходить тихонько наверх и не посмотреть размеры? — предложил он. — Там весь ее гардероб.

Глава 3

Пусть и с разрешения, но входить в их спальню было странно. Я не была здесь с самого детства, когда тихонько прокрадывалась сюда, чтобы поиграть с бабушкиным мылом или спрятаться под вышитым покрывалом.

Эта комната могла быть светлой, если бы не большой красно-коричневый комод, закрывающий часть окна. Потускневший розовый ковер и маленькие тумбочки с обеих сторон большой двуспальной кровати. На одной — новелла Роберта Лудлума и тюбик клея для зубных протезов, на другой — сборник кроссвордов и фотография двадцатилетней мамы в серебряной рамке, незадолго до ее болезни.

Я тихонько прошла по комнате, недоумевая, как можно спать в таком холоде, с двумя настежь открытыми окнами. Постоянная одержимость свежим воздухом — привычка бабушки. Можно подумать, в скором времени он закончится.

Из кухни донеслись взрывы смеха, когда я осторожно открыла гардероб, выпуская слабый аромат ландышей. Внутри — платья и костюмы приглушенных тонов, некоторые все еще в чехлах после химчистки. Этикетка шестнадцатого размера на одном из платьев удивила меня. Я проверила другую одежду. Оказалось, у бабушки одежда от 12 до 16 размеров и непонятно, что соответствовало действительности.

Закрыв шкаф, я решила заглянуть в выдвижные полки в надежде найти какую-нибудь блузку, в которой Пегги появлялась недавно. Я увидела свитеры и кашемировые кардиганы, которые она надевала пару недель назад. Четырнадцатый размер. Как раз то, что нужно! Я аккуратно сложила одежду, постаравшись придать стопкам нетронутый вид, но что-то помешало задвинуть полку назад. Просунув палец за край и осторожно приподняв его, я нашла конверт.

Разорванный сверху, он со временем высох и побледнел. Не знаю, что именно заставило меня взять его и вытащить письмо, бережно раскрыв сложенную старую газету. Проводя пальцами по серому шрифту, я совсем не задумывалась над этической стороной моего вторжения.

Первое, что бросилось в глаза — дата. 11 июня 1983 года. И только потом мой взгляд скользнул по двум рядам фотографий с летней вечеринки по случаю столетия «Аллертон Пипл Холл». На одних — мужчины со строгими лицами в белой форме игроков в крикет, на других — женщины в юбках-плиссе и блузах «летучая мышь». Подростки в очках «Рай-Бен» и рубашках-поло с поднятыми воротниками, вспотевшие из-за жары девушки в коротких топах и кружевах. Под одной из фотографий я замечаю подпись: Кристин Калпеппер.

Почему-то неопределенно-печальное чувство кольнуло меня внутри, когда глаза остановились на мамином лице, разглядывая детали. У меня закрались подозрения. Что-то не так. Мама стояла, держа за руку парня, которого я никогда в жизни не видела. На ее губах загадочная улыбка, а в глазах блеск подростковой влюбленности. Судя по надписи, звали этого неизвестного Стефано МакКорт. С темными глазами, полными губами, щербинкой между зубами, он выглядел старше мамы на пару лет. Я снова посмотрела на дату, стараясь проанализировать каждую противоречивую деталь, особенно одну: фотография сделана за девять месяцев до моего рождения.

— Через пять минут к столу, — крикнул папа.

Игнорируя тяжелые удары в груди, я внимательно читала написанное от руки письмо. Оно адресовано бабушке и датировано декабрем восемьдесят третьего года. Обратного адреса нет.

Уважаемая Миссис Калпеппер,

Пишу вам с убедительной просьбой не искать вновь контактов со Стефано, мной или моим мужем Майклом через его офис в музее ди Кастельвеччио.

Я понимаю, что вы в шоке из-за Кристин и Стефано, как и все мы. Но если общение будет продолжаться, ничего хорошего не выйдет. Я особенно огорчена из-за ваших писем моему сыну о