Любовь на уме (ЛП) - Али Хейзелвуд

смеюсь так громко, что Финнеас бросает на меня изумленный взгляд. — Не могу поверить, что ты это помнишь.

— Эй, я очень обижалась. Ты горячая штучка.

— Ты так говоришь только потому, что я выгляжу точно так же, как ты.

— Почему, я даже не заметила.

В любом случае, это не совсем правда. Да, мы с Рейке оба невысокого роста и небольшого телосложения. У нас одинаковые симметричные черты лица и голубые глаза, одинаковые прямые темные волосы. Но мы уже давно переросли стадию «ловушки для родителей», и в двадцать восемь лет никто не сможет нас спутать. Не тогда, когда мои волосы были разных оттенков пастельных тонов в течение последнего десятилетия, или с моей любовью к пирсингу и случайным татуировкам. Рейке, с ее жаждой странствий и художественными наклонностями, является истинным свободным духом семьи, но ее никогда не беспокоят модные заявления в духе свободы. Вот тут-то я, якобы скучный ученый, и прихожу на помощь.

— Итак, был ли это он? Тот, кто оскорбил меня по доверенности?

— Да. Леви Уорд. Единственный и неповторимый.

Я наливаю воду в миску для Финнеаса. Все было не совсем так. Леви никогда не оскорблял меня явно. Хотя косвенно…

Я выступила со своей первой научной речью во втором семестре аспирантуры и отнеслась к ней очень серьезно. Я выучила всю речь наизусть, шесть раз переделывал PowerPoint, даже мучилась над идеальным нарядом. В итоге я оделась красивее, чем обычно, и у Энни, моей лучшей подруги по аспирантуре, возникла благонамеренная, но неудачная идея подбить Леви сделать мне комплимент.

— Разве Би не выглядит сегодня очень красивой?

Это была, пожалуй, единственная тема для разговора, которую она могла придумать. В конце концов, Энни всегда говорила о том, какой он загадочно красивый, с темными волосами, широкими плечами и интересным, необычным лицом; как ей хотелось, чтобы он перестал быть таким сдержанным и пригласил ее на свидание. Вот только Леви, похоже, не был заинтересован в разговоре. Он пристально изучал меня своими пронзительными зелеными глазами. Несколько мгновений он оглядывал меня с головы до ног. А потом он сказал…

Ничего. Абсолютно ничего.

Он просто сделал то, что Тим, мой бывший жених, позже назвал «изумленным выражением лица», и вышел из лаборатории с деревянным кивком и нулевыми комплиментами — даже не натянутыми, фальшивыми. После этого аспирантура — настоящая яма для сплетен — сделала свое дело, и история обрела самостоятельную жизнь. Студенты говорили, что его стошнило на мое платье; что он умолял меня на коленях надеть бумажный пакет мне на голову; что он был в таком ужасе, что пытался очистить свой мозг, выпив отбеливатель, и в результате получил непоправимый неврологический ущерб. Я стараюсь не воспринимать себя слишком серьезно, и быть частью своеобразного мема было забавно, но слухи были настолько дикими, что я начала сомневаться, действительно ли я вызываю отвращение.

Тем не менее, я никогда не винила Леви. Я никогда не обижалась на него за то, что он отказался притворяться, что находит меня привлекательной. Или… ну, не привлекательной. В конце концов, он всегда казался таким явным мужчиной. Не похожим на мальчишек, которые меня окружали. Серьезный, дисциплинированный, немного задумчивый. Интенсивный и одаренный. Альфа, что бы это ни значило. Девушка с пирсингом в перегородке и голубым омбре не соответствовала его представлениям о том, как должны выглядеть красивые девушки, и это нормально.

За что я обижаюсь на Леви, так это за его другие поступки в течение того года, когда мы пересекались. Например, за то, что он никогда не встречался со мной взглядом, когда я с ним разговаривала, или за то, что он всегда находил предлоги, чтобы не приходить на журфак, когда была моя очередь выступать. Я оставляю за собой право злиться за то, как он ускользал от группового разговора, как только я присоединялась к нему, за то, что считал меня настолько ниже своего достоинства, что даже не поздоровался, когда я вошла в лабораторию, за то, как я поймала его пристальный, недовольный взгляд, как будто я была какой-то древней мерзостью. Я оставляю за собой право чувствовать горечь от того, что после нашей с Тимом помолвки Леви отвел его в сторону и сказал, что он может добиться гораздо большего, чем я. Да ладно, кто так поступает?

Больше всего я оставляю за собой право ненавидеть его за то, что он ясно дал понять, что считает меня посредственным ученым. Остальное я могла бы легко пропустить, но отсутствие уважения к моей работе… Я буду вечно точить топор за это.

То есть, пока я не воткну его ему в пах.

Леви стал моим заклятым врагом во вторник в апреле, в кабинете моего советника по докторской диссертации. Саманта Ли была — и остается — бомбой, когда речь заходит о нейровизуализации. Если есть способ изучать мозг живого человека, не вскрывая его череп, Сэм либо придумала его, либо освоила. Ее исследования блестящи, хорошо финансируются и носят междисциплинарный характер — отсюда и разнообразие аспирантов, которых она курировала: когнитивные нейробиологи вроде меня, заинтересованные в изучении нейронных основ поведения, а также компьютерщики, биологи, психологи. Инженеры.

Даже в многолюдном хаосе лаборатории Сэм Леви выделялся. У него был талант к тому типу решения проблем, который нравится ей, — к тому, который возводит нейровизуализацию в ранг искусства. В первый год работы он придумал, как построить портативную установку для инфракрасной спектроскопии, над которой десятилетие ломали голову постдоки. К третьему году работы он произвел революцию в системе анализа данных лаборатории. В четвертый он получил публикацию в журнале Science. А на пятый год, когда я пришла в лабораторию, Сэм позвала нас вместе в свой кабинет.

— Есть потрясающий проект, который я давно хотела запустить, — сказала она со свойственным ей энтузиазмом. — Если нам удастся его реализовать, он изменит весь ландшафт этой области. Вот почему мне нужно, чтобы над ним работали мой лучший нейробиолог и мой лучший инженер.

Это было ветреным, ранним весенним днем. Я хорошо его помню, потому что то утро было незабываемым: Тим на одном колене, посреди лаборатории, делающий предложение. Немного театрально, не