Порочная невинность - П. Рейн

– Понимаю. – Я подношу ее руку к губам и целую костяшки пальцев. – Мы должны быть осторожны. Чтобы никто не узнал.

Говорю это не ради себя. Я наследник мафиозного клана Ла Роса. Никто и глазом не моргнет, узнав, что я сплю с кем-то, кроме своей невесты. Так устроен мир. Конечно, отец пожурит меня, посоветует быть более сдержанным, однако по-настоящему никто меня не осудит. А вот София запятнает себя, и вот это должно быть совершенно исключено. Я не могу допустить, чтобы по моей вине ее считали ничтожеством.

– Я никому не скажу. Даже Мире.

Я недоверчиво приподнимаю бровь.

– Я серьезно.

Черт, какая мерзость, что мы должны хранить наши отношения в секрете, но другого способа защитить репутацию Софии и обеспечить ее будущее нет. Я обнимаю ее за шею, притягиваю к себе и целую, затем вздыхаю.

– Мне пора идти. Никто не должен знать, что я был у тебя. Если я останусь, то могу уснуть, и мне не удастся уйти незамеченным.

– Понимаю, – шепчет София и отодвигается, словно боится, что я не смогу уйти, если она останется рядом.

А может, я просто выдаю желаемое за действительное. Господи! Один раз переспав с этой девчонкой, я поехал мозгами. Что за херня?

Мы одеваемся, и она провожает меня до двери:

– Когда мы будем обсуждать следующую пятницу?

Я усмехаюсь. Сама ответственность! Я только что лишил ее девственности, и это все, что она может сказать на прощание.

– Как насчет завтрашнего вечера?

Она съеживается:

– Завтра вечером у меня встреча с Джованни.

Я шагаю вперед и прижимаю ее к стене.

– Ты все еще намерена с ним встречаться? После того, что случилось?

Она открывает рот, однако я не даю ей сказать ни слова.

– Можешь не отвечать. Ты, наверное, считаешь меня мудаком, раз я спрашиваю, учитывая ситуацию. Вот тебе кое-что на прощание, пока не убежала к своему stronzo[7].

Я прижимаюсь к ней и жадно завладеваю губами. Когда я отстраняюсь, она тяжело дышит и опускает глаза. Пусть вспомнит мой поцелуй, когда будет сидеть напротив этого козла завтра вечером.

Я приоткрываю дверь и, убедившись, что коридор пуст, выскальзываю наружу. Оборачиваться нельзя, иначе не уйти. На лестнице я останавливаюсь, прежде чем подняться на свой этаж. Тянет назад…

Я по уши в дерьме.

21. Антонио

Я просыпаюсь за полчаса до созвона с отцом, быстро принимаю душ и иду вниз. Весь на нервах, снимаю трубку и набираю номер. Прежде всего я хочу узнать, есть ли новости об отце Томмазо.

Он отвечает после первого же гудка.

– Антонио, – угрюмо произносит отец, и у меня по спине пробегает холодок.

– Что случилось?

Он тяжело вздыхает, и я понимаю, что сейчас услышу плохую новость.

– Найдено тело Лео.

Трубка выскальзывает из руки, я ловлю ее на лету. Я безвольно оседаю в кресле. Я не исключал возможности, что отец Томмазо убит, и все же надеялся, что его найдут живым.

Я беру себя в руки:

– Когда?

– Труп прибило к берегу вчера вечером. По словам нашего источника, его сильно избили, а потом выстрелили в голову. Судя по степени разложения, со времени смерти прошла неделя.

– Черт!

– Это не все.

Я сжимаю трубку:

– Что?

– Ему выкололи глаза.

– Чертовы русские! Их почерк.

Я провожу рукой по волосам.

Русские всегда оставляют визитную карточку. На случай, если умершего захотели бы похоронить в открытом гробу.

– Скажи Томмазо. Я пообещал Коринне, что мы ему сообщим.

Я боюсь нести другу страшное известие, хотя знаю, что мне придется сообщать подобные новости не один раз. Просто это впервые, и он, черт возьми, мой лучший друг.

– Ладно. Известно, что стряслось?

– Не больше, чем на прошлой неделе. Я попросил других капо поспрашивать своих ребят, и никто не думает, что Лео замешан в каких-то мутных делах. С другой стороны, русские не стали бы выбивать из кого-то информацию от нечего делать. Вопрос в том, что они пытались выяснить.

«Если это и вправду русские», – думаю я про себя. Всего лишь интуиция, но ее нельзя сбрасывать со счетов.

– Вариантов немало, – говорю я. – В любом случае мы этого так не оставим. Сначала оружие, теперь… Похоже на объявление войны.

Я вспыхиваю праведным огнем мести. Единственная проблема в том, что здесь я связан по рукам и ногам. Да еще Томмазо: он не будет сидеть кулем, наверняка попытается отомстить за отца. Кстати, надо найти способ его успокоить.

– Никому нельзя доверять, – бросаю я и смотрю, как отреагирует отец.

Поймет ли он, что я имею в виду? Думает ли о том же?

– Согласен.

Он не произносит этого вслух – видимо, из уважения к тому факту, что один из его самых надежных капо найден изуродованным и убитым, однако по голосу ясно: он не исключает предательства среди своих.

– Когда похороны?

– На неделе, точно пока не определились. Мы пришлем за вами машину во вторник.

– Хорошо.

– Скажи Томмазо, чтобы он позвонил своей матери.

– Ладно.

– Увидимся во вторник, сынок.

Мы молчим, скорбя о потере хорошего человека. У нас не принято проявлять чувства или изливать душу. Я вешаю трубку, отодвигаю стул и запускаю руки в шевелюру, хоть и знаю, что после этого волосы будут стоять дыбом. Мне предстоит нанести лучшему другу такой удар, который поставит его на колени. Что бы я чувствовал на его месте? Наверное, хотелось бы сжечь весь мир дотла.

Я направляюсь к лифту и нажимаю кнопку третьего этажа. Потом иду в комнату Томмазо, следующую по коридору за моей.

Стучу три раза, дверь распахивается. Увидев меня, Томмазо замирает. Очевидно, я не так хорошо умею скрывать эмоции, как надеялся: он сразу понимает, что это не просто дружеский визит.

Я молча прохожу в комнату. Томмазо закрывает дверь и провожает меня взглядом.

– Надо поговорить, – начинаю я.

– Ты только что звонил отцу? – спрашивает он.

Я указываю на диван:

– Присядь.

– Просто скажи, Антонио.

– Сядь, – не терпящим возражений тоном повторяю я.

Он садится, поняв, что спорить бесполезно.

Я не сажусь рядом: уже понял, какой будет реакция. По себе знаю.

– Есть новости о твоем отце.

– Черт возьми, ты скажешь или нет?

Томмазо наклоняется вперед, его глаза широко раскрыты и полны тревоги.

– Прошлой ночью тело нашли на пляже. Убит выстрелом в