Шаги между нами - Ана Майя

которые, как по мне, были даже лучше – умные, с фантазией и закрученным сюжетом.

Именно из-за Модести я начала носить черную одежду, но настоящая причина, по которой она стала моим кумиром, заключалась в ее отношениях с напарником, Уилли Гарвином. Он называл ее Принцессой. Они были как две части одного целого: каждый знал, о чем думает другой. Уилли относился к ней с безграничной преданностью. Их отношения – любовь без привычной романтики – выходили за грани моего понимания, потому что я никогда ничего подобного не испытывала. Только мысленно представляла. Я не из тех, кто чувствует себя счастливым, но стоит мне погрузиться в мечты – и вот оно, мое счастье.

Была еще одна причина, по которой «плот» Макса приобрел такую популярность. Вопреки распространенному мнению – или мифу – о том, что коктейль «Космополитен» появился то ли на Майами-Бич, то ли в районе Трайбека на Манхэттене, его восточноевропейский собрат был изобретен на том самом «плоту» многими годами раньше.

Согласно местной легенде, один известный британский актер, не раз бывавший в Югославии на съемках фильма об операции «Шварц» времен Второй мировой, попробовал на «плоту» Макса коктейль под названием «Красный Робин». Это была смесь домашнего вишневого сока, лайма, «Куантро» и водки. Актеру так понравился напиток, что, вернувшись в Лондон, он заказал его в отеле «Дорчестер», но там не нашлось вишневого сока, и его заменили клюквенным. Очень немногие знают эту версию истории.

В «Модести Блейз» я и встретила Майкла. Он был настоящим красавцем и объяснил мне, что «пинта черного» – это пинта «Гиннесса», который на самом деле не черный, а темно-рубиновый. У него были восхитительные скулы и незабываемая улыбка. Он покорил меня характерным ирландским акцентом и манерой говорить. Сначала я не понимала ни слова, не говоря уже о выражениях вроде: away with the fairies[6], look at the state o’you[7], what eejits[8]. Майкл был беззаботной душой – именно это мне в нем и нравилось.

Он называл меня своей mot – подружкой. Мы провели вместе три недели: бывали в «Модести Блейз», катались на моей машине и встречали рассвет у реки, поедая свежеиспеченные подушечки из слоеного теста под названием жу-жу. Потом он уехал на автобусе в Грецию, к друзьям, которые отправились туда раньше.

Узнав, что беременна, я позвонила ему на остров Миконос, где они арендовали жилье. Майкл был на седьмом небе от счастья. Но я не хотела, чтобы он возвращался, потому что не собиралась проводить с ним всю жизнь.

•

В марте 2003 года убили премьер-министра. На следующий день – еще до того, как в страну прибыли иностранные политики, чтобы выразить соболезнования и присутствовать на похоронах, – я на шестом месяце беременности села в частный самолет. Всякий раз, когда в стране происходило что-то серьезное, родители привычно собирали мои чемоданы и отправляли подальше. Через три месяца в лондонской больнице Челси и Вестминстера родился Чарли.

•

Из воды вышла третья утка и направилась к нам.

– Ты правда думаешь, что мы все тут члены какого-то мафиозного клуба? – Я была вынуждена его разочаровать. – История стара, как мир. Девушка встречает парня и беременеет. Брак был самым практичным решением, которое я приняла ради сына.

Бастьян выглядел еще более озадаченным.

– У моего сына фамилия отца и двойное гражданство. Eso es todo. Вот и все. Мой муж жив-здоров, и с ним все в порядке.

Я умолчала о том, что свидетельство о браке оформили на одно из моих фальшивых имен, так что технически замужем была не я. Резко сменив тему, я попыталась развеселить Бастьяна:

– Ты знал, что слово mafioso раньше было прилагательным? – с гордостью сообщила я, бросив взгляд на часы. – Оно означало «красивый» и служило комплиментом.

Уголки его губ поползли вверх. Я его позабавила.

– Была такая известная пьеса на Сицилии. В ней так называли тюремных бандитов. А потом слово вырвалось на свободу и стало обозначать обычных гангстеров за пределами тюрем.

«Рыбак рыбака видит издалека», – возможно, подумал Бастьян. В таком случае он был далеко не первым и не последним.

Он встал и отряхнул с джинсов песок, чем спугнул уток, и те заковыляли обратно к воде. Назойливые мошки тоже намекали, что пора уходить. Бастьян подал мне руку, помогая подняться. Я уже привыкла держать его за руку, которая была будто создана для моей.

Мы пошли назад к лодке. Бастьян предложил мне подождать на дюне. Он отвязал канат и подтянул лодку, развернув ее так, чтобы я могла подняться по маленькой лестнице рядом с мотором. Он оттолкнул лодку от берега, забрался внутрь и поднял якорь.

Я налила воду из бутылки в собачью миску. Солнце медленно клонилось к закату, его предвечерние лучи окрашивали небо в теплые оттенки кораллового и янтарного, отчего облака походили на розовую сахарную вату.

Я ополоснула ноги оставшейся водой и вытерла их полотенцем. Бастьян протянул мне мои туфли, пристально глядя на них. Его джинсы промокли до самых бедер.

– Ты смотрела «Римские каникулы»? – спросил он, пытаясь завести новый разговор или найти повод не запускать мотор и не плыть обратно.

– Конечно смотрела.

Мне было нужно вывести его с острова до восьми вечера, пока партнеры Макса по игре не разошлись.

– Ты напоминаешь мне ее. Хепбёрн. Только ты, конечно, блондинка.

Верно. Я состояла в эксклюзивном клубе «двадцати пяти процентов» – сообществе натуральных блондинов. Макс и Mãe были брюнетами, а я почему-то оказалась блондинкой – именно по этой причине никто не принимал меня за их дочь. Что заставило Бастьяна провести параллель между мной и непокорной принцессой из фильма?

Будто читая мои мысли, он пояснил свой вопрос другим:

– Ты бы променяла свою жизнь на обычную?

– Что ты имеешь в виду?

Балисто сонно поднялся и зевнул.

– Ты бы могла быть никем? Как я?

«Тебя едва ли можно назвать никем», – подумала я.

– Ты спрашиваешь, смогла бы я жить простой жизнью? – уточнила я с застенчивой улыбкой.

– Да. «Меньше» значит «больше», – ответил он.

Каждый раз, когда он говорил о чем-то личном, его голос превращался в хриплый шепот, проникновенный и успокаивающий, как колыбельная.

– Я часто думаю: а вдруг меньше – это все, что есть, – сказала я, удивив саму себя неожиданным признанием.

– Тогда помоги мне понять, – мягко попросил он.

Наши взгляды встретились.

– Что именно?

Он указал пальцем на меня, затем на себя и снова – на меня.

– Разве мы с тобой не по разные стороны баррикад? – поддела я его с легкой иронией.

– По разные. Но я