Поэма о Шанъян. Том 1–2 - Мэй Юйчжэ

– Генерал признает свою вину!

Вот только он ни в чем не виноват.

Глядя на этого молодого и смелого воина, стоящего перед всеми на коленях, подавленного и побежденного, я не почувствовала удовлетворения. Даже если бы я собственными руками уничтожила этого Сяо Ци, сожаления о браке с ним не оставили бы меня. Моя жизнь уже полностью переменилась.

Этот брак между знатным родом и воином зародил в моем сердце проблеск надежды, разбившейся на мелкие осколки о холодный пол. Сердце сжималось от скорби, все мечты мои обратились в пепел, все надежды рассыпались в прах.

Я подняла взгляд к бескрайнему ночному небу. Длинные распущенные волосы рассыпались по плечам, ласкаемые прохладным ветерком.

– Генерал, ступайте.

Я развернулась и медленно пошла обратно через весь восхитительный зал, вдоль стен которого еще горели праздничные свечи. Позади меня тянулся длинный шлейф свадебного платья, и каждый шаг давался с трудом.

Той ночью я заперлась в покоях новобрачных и никого не пускала, как бы и кто бы ни просил. Подоспела и Сюй-гугу, и убитая горем матушка. Несмотря на правила, прибыли старший брат и отец. Я не пускала их за порог, не хотела никого видеть.

Бездарные пожилые служанки перепугались настолько, что убрали из комнаты все твердые и острые предметы, опасаясь, что я покончу жизнь самоубийством. А я и в самом деле слишком сильно распереживалась. Но вскоре отчаяние отступило, а вместе с ним и гнев. Меня мучила только невыносимая усталость.

Закутанная в свадебные одежды, я упала на свадебное ложе, покрытое красным шелком с изображениями дракона и феникса, с мягкими кисточками по краям. Со следами карминно-красного румянца на щеках я разглядывала полог над кроватью, украшенный сросшимися ветвями акации, за которыми утки-мандаринки переплелись шеями, а гуси летели куда-то вдаль крыло к крылу. Я все никак не могла определить, насколько мне одиноко. Я обняла себя руками, не в силах унять пульсирующую тупую боль, в тайниках моего сердца воцарились тишина и пустота, как в стенах покоев для новобрачных, где спутником мне была лишь собственная тень. Сквозь сон я еще могла расслышать, как стоявшая за дверью Цзинь-эр, лишившись от слез голоса, шептала кому-то:

– Цзюньчжу нужен отдых, ей нужно поспать, прошу, не беспокойте ее…

Цзинь-эр была хорошей девочкой.

Я повернулась на бок и спряталась под тенью тюлевого полога. На сердце медленно разливалось тепло. Во сне я не видела никого – ни отца, ни мать, ни брата, ни Цзыданя. В одиночестве я шла босыми ногами по влажной тропе в темный и холодный туман, и пути моему не было видно ни конца ни края.

Неожиданные перемены

Время беспощадно к людям. Не успела я и глазом моргнуть, как пролетело три года.

Шел четвертый лунный месяц. Я отдыхала во дворе под крышей галереи, кожу ласкал приятный теплый ветер, а внутри меня разливалось приятное опьянение. Время от времени на лицо падали и нежно щекотали кожу крошечные лепестки цветов.

Тело мое обессилело, хмель не спешил отступать. Я пошевелила рукой и случайно опрокинула нефритовый чайник для вина – он лениво покатился по ступеням, разлив остатки драгоценного сливового вина, аромат которого тут же подхватил порыв ветра.

Вино это мне привез брат из столицы где-то полмесяца назад – я выпила почти все без остатка. Интересно, когда он в следующий раз приедет навестить меня в Хуэйчжоу?

Я неспешно поднялась с лежанки и дважды позвала Цзинь-эр, но никто не отозвался. С тех пор как мы покинули столицу, она стала совсем небрежной и обленилась. Отбросив шелковые туфли, я босиком пошла по галерее, как вдруг мое внимание привлекла цветущая магнолия – за ночь ее побил мороз и листья покрылись инеем. Разум мой затуманился, мысленно я перенеслась домой.

– Цзюньчжу наконец протрезвела. Вы выпили слишком много и заснули. Еще и вышли без накидки, простудитесь же… – сетовала Цзинь-эр, набросив на плечи хозяйки теплую накидку.

Облокотившись на перила, я спросила:

– Как скоро расцветет магнолия у нас дома?

– В столице теплее, чем здесь. Там она распустилась даже раньше, чем у нас, – не сдержав восхищения, вздохнула Цзинь-эр. Затем нежно улыбнулась и продолжила: – Пусть здесь и холоднее, зато солнечных дней больше, чем в столице, а еще дождь идет не так часто! Мне здесь больше нравится!

Эта милая маленькая служанка умеет делать людей счастливыми. Когда она увидела, как я поджала губы, то улыбнулась, присела рядом и сказала тихо-тихо:

– Если вам надоело в Хуэйчжоу, почему бы не вернуться в столицу? Цзюньчжу, за три года вы наверняка соскучились по дому, ведь так?

Вернув контроль над собственными мыслями, я улыбнулась, посмеялась над собой, затем выпрямилась и сказала:

– Я скучаю только по домашнему сливовому вину. Я не готова пока вернуться домой, тут же так прекрасно.

Договорив, я стряхнула с рукава лепестки.

– Какая сегодня прекрасная погода, давай-ка пройдемся.

Цзинь-эр поспешила за мной.

– Вчера ван-е послал гонца, и он… до сих пор ждет, когда цзюньчжу… когда ванфэй даст свой ответ!

Я резко остановилась. Сердце сжалось от недовольства.

– Можешь дать ответ за меня, – равнодушно ответила я, не оглядываясь. – Посмотри, что он на этот раз передал. Что-то интересное оставь мне, драгоценности передай Сюй-игуаню [71], а со всем остальным делай что хочешь.

Сюй-игуань приедет через два дня, нужно будет подкупить его щедрыми дарами.

Вместе с подарками от мужа пришло письмо от матери. Она интересовалась, отчего я до сих пор не поправилась и не вернулась в столицу. Сюй-игуань опасался, что я не смогу долго скрывать правду. Конечно, на моей стороне еще был старший брат, он поддерживал меня в глазах родителей. А вот Сюй-игуань был страшно труслив, но жаден и прекрасно знал, как обращаться с деньгами. Чем больше у него будет денег, тем дольше он будет держать рот на замке. Разумеется, матушка постарается принять ответные меры. Боюсь только, что тетя однажды заставит меня вернуться домой.

Но пока я здесь, у меня все хорошо. Я не стремилась возвращаться в столицу, не хотела вспоминать те кошмарные дни. Три года я жила в уединении в Хуэйчжоу и восстанавливала силы. У меня была счастливая, беззаботная жизнь. И все благодаря моему благородному мужу.

В нашу первую брачную ночь мой муж в спешке покинул столицу, не сделав и шага в покои новобрачных. На южной границе царил мир, но на северной разгорелась война – туцзюэ вторглись на наши земли и пошли