Вкус Парижа - Виктория Браунли

Сырмена не удалась. Вероятно, он не был готов делиться со мной такой весьма личной деталью. Я почувствовала, что снова краснею, и поспешила выйти из лавки, прокричав спасибо и прижимая к груди сыр словно новорожденного младенца.

Несмотря на множество досадных проколов, моя первая вылазка за сыром прошла успешно! Я сумела приобрести конте с бри и при этом не выставила себя слишком большой дурочкой. Это окрылило меня. Да, мистер Сырмен не был таким добрым и вежливым, каким показался мне, когда я увидела его сквозь стекло витрины, но он, кажется, знал свой товар, говорил по-английски, и я была уверена, что через несколько визитов сумею расположить его к себе. Пожалуй, я даже назову это своей миссией – в следующий раз заставить его смеяться над моей историей.

Я продолжила эпопею с покупками, нашла булочную, купила там багет к своему сыру – oui, oui, да-да – и направилась к маленькому парку в Марэ – отведать мой первый после Пола и после Мельбурна сыр конте.

Площадь Тампль была квинтэссенцией всего парижского: идеально подстриженные кусты перетекали в огромные деревья, в тени которых по обе стороны дорожек из белоснежного гравия стояли ряды скамеек. На огромной детской площадке резвились детишки в ярких шортах, круглых очках и с галстуками. Они перекрикивались между собой звонкими голосами, поднимали с земли насекомых и мучили их – прелестно, импульсивно, по-французски. Шикарные парижские мамаши – или, возможно, гувернантки – небрежно приглядывали за этим восхитительным террором и время от времени семенили за озорниками, когда те слишком близко подбегали к воротам парка или принимались топтать яркие клумбы с чудесными летними цветами.

Я села на пустую скамейку, выложила бережно завернутый кусок сыра на сумочку, превратив ее в походный столик, и отщипнула кусочек от багета. Быстро сообразив, что сыр трудно отрезать без ножа, я начала импровизировать – отломила от конте кусочек и положила на хлеб. Я откусила сэндвич и подождала, когда проснутся вкусовые рецепторы. Когда же они проснулись, я почувствовала, что таю от блаженства здесь, в центре Парижа, и таю именно от блаженства, а не от жаркого полуденного солнца. Теперь я вспомнила, что во Франции сыр всегда вкуснее. Легкие уколы соли и нужное количество остроты и сладости в тандеме ударили по моим органам чувств.

Когда мистер Сырмен отреза́л двадцатичетырехмесячный сыр, он сказал мне, что у старого конте более острый и интенсивный вкус, чем у молодого. Вкус был определенно богаче, чем все, что я могла купить дома в Австралии. Вкус был более зрелый, более французский. Это была любовь с первого кусочка. Во время ланча я практиковалась в своем французском: Je t’aime, je t’aime, je t’aime[10], – повторяла я вновь и вновь сырному сэндвичу.

Я наблюдала, как семьи и группы друзей устраивались на маленькой полоске травы, залитой солнечным светом, раздевались под теплым летним солнцем и обнажали плечи – по какой-то непонятной причине – бикини и плавки. Обнимающиеся пары лежали на пледах, пили пиво и целовались, словно были одни в парке. «Ах, как хорошо быть юными и жить в Париже», – подумалось мне.

Окруженная таким бурлением жизни, я почувствовала укол меланхолии впервые после отъезда из Мельбурна. Мне тоже захотелось вот так посидеть с кем-нибудь на солнечной лужайке. Еще мне отчаянно хотелось подробно поговорить с кем-нибудь о волшебном вкусе сыра, пушистой мягкости багета и сладком прикосновении летнего солнца к моей бледной коже.

Отдыхать от всех дел в Париже было приятно, но я понимала, что скоро еще острее почувствую свое одиночество, скоро у меня закончатся деньги. Ясно, что мне надо искать работу, деньги и друзей, если я хочу жить тут нормально. Блаженное существование счастливой парижанки витало передо мной, как морковка, но было понятно, что достичь этого будет трудно.

Я с тоской подумала обо всем, что мне нужно сделать, чтобы обосноваться во Франции, и вспомнила ужасный мельбурнский список необходимых дел, который подхлестнул меня улететь в Париж. У меня в ушах звучал приказ мамы звонить ей, если дела у меня не заладятся. Она словно предвидела, как я буду чувствовать себя здесь и что все закончится приступом ностальгии. Я направилась в отель, стряхнув с себя нежеланную волну грусти. Решила не обращать на нее внимания, словно на разницу во времени. И вообще, сейчас мне отчаянно хотелось спать, потому что в Мельбурне была уже глубокая ночь.

Глава 8

На следующее утро я проснулась от гудков автомобилей, яростно прокладывающих себе дорогу в час пик. Сонно проверив время на телефоне, я осознала, что проспала всю ночь. Должно быть, я страдала от такого большого скачка через часовые пояса сильнее, чем думала. Мой живот, оставшийся без ужина, громко урчал, и я прямиком метнулась к крошечному бару-холодильнику, куда накануне положила купленный бри. Во второй раз после приезда в Париж мне в лицо ударил этот уникальный запах фермы – не всегда приятный, но для меня синонимичный восхитительному французскому сыру.

Я раздернула шторы и распахнула оконные створки, чтобы впустить солнечный свет; его яркие лучи уже заглядывали ко мне сквозь плотную ткань, обещая, что погода будет такой же чудесной, как и накануне. Теплый бриз неторопливо наполнил мой номер, разнося во все уголки запах сыра. Ко мне вернулся позитивный настрой. Как любила повторять в моем детстве мама, хороший ночной сон способен прогнать всякое плохое настроение.

Вскрыв упаковку бри, я выудила из сумки остатки вчерашнего багета. Накануне я думала, что для меня одной сыра слишком много, но сейчас порадовалась, что мистер Сырмен дал мне такой большой кусок. Отрезав дольку, я прямиком отправила ее в рот, воздержавшись от хлеба, дабы ощутить всю полноту первого укуса, как делают французы. Немного выждала, оценивая языком свои ощущения. Вкус был мягкий и сливочный, резкий и нежный одновременно. Само совершенство.

Мне вспомнились жалкие образцы семейства бри, которые я часто ела в Австралии. Как же хорош по сравнению с ними настоящий бри! Деликатная и нежная белая корочка, которую я благополучно ухитрялась избегать дома, оказалась тут едва ли не лучшей частью, потому что две текстуры гармонично сочетались друг с другом. Я почти не притронулась к багету и почти не дышала, пока с блаженством ела сыр во второй раз после приезда во Францию. Интересно, смогу я снова прийти в ту сырную лавку и услышать другие рекомендации, но при этом не глядеть на сыры с жадностью?

Я различила веселые голоса людей, наполнявших многочисленные террасы, чтобы позавтракать и выпить кофе, и меня потянуло на улицу. Но вспомнив,