Жена хозяина трущоб - Лика Семенова

если не считать сегодняшнего утра.

Глава 13

Марко вновь отстранился, смотрел на меня оценивающим взглядом, как барышник:

— Твоя тетка клялась головой, что в тебе нет ни одного изъяна. Повернись. Хочу посмотреть, так ли это.

Я резко повернулась задом. И даже была этому рада — не видеть его кошмарного лица.

— Не так. Медленно.

Он ощутимо шлепнул меня по ягодицам:

— Но жопа хороша. Не жирная, но сочная. Марикита не соврала.

Внутри все съежилось. О жене так не говорят. О ком угодно, но не о жене. О шлюхе, о скотине, о куске мяса на рынке… Но не о жене, с которой венчался в церкви. И стало еще невыносимее.

— Крутись.

Мне ничего не оставалось, как подчиниться. Я послушно покрутилась пару раз, пока он не остановил. Марко полез в штаны. Расстегнул ширинку и вывалил то, на что я не могла смотреть без содрогания. Я тут же отвернулась, и ему это не понравилось. Рука прошлась по моему бедру, влезла между ног. Я инстинктивно свела их, но, тут же, опомнилась — он будет недоволен. И станет только хуже.

Я стиснула зубы. Терпела, как чужая рука бесстыдно шарилась там, где и не помыслить. Елозила, терла. Сказать, что это было невыносимо — ничего не сказать. Я чувствовала себя продажной девкой, которой заплатили, а теперь отымеют, как хотят. Но мне даже не платили. И шлюха хотя бы имеет право уйти потом, когда все закончится. И не возвращаться. Никогда. Я же не могла даже этого. Он купил меня пожизненно.

Марко разочарованно скривил губы:

— Зачем ты все сбрила? Мне так не нравится.

Я молчала. Что я могла ему ответить. Сбрила, потому что так велели утром.

— Ты здесь такая же рыжая?

Я горела со стыда. Разве можно задавать такие вопросы? Кивнула, не желая испытывать его терпение.

Он шумно выдохнул:

— Не делай так больше. Поняла?

Я разомкнула губы:

— Хорошо.

Он убрал, наконец, руку, и я не сдержала вздох облегчения. Но зря. Марко чуть откинулся назад, выставляя торчащий член. Указал кивком:

— Погладь его.

Меня передернуло так, что я не сумела это скрыть. Я старалась даже не смотреть, не то, что дотронуться. Мой муж поджал губы, процедил:

— Сядь рядом и погладь его. Живо. Моя жена должна любить мой член больше всего остального. И не криви лицо, будто тебе противно.

Хотелось разбежаться — и просто выпрыгнуть в окно. Прямо в Разлом. Я умирала от мысли, что эта пытка может быть ежедневной. Я тянула время, хоть и прекрасно понимала, что это было бесполезно. Меня ничто не спасет. Все кончено.

Я села рядом на край кровати. Повернула голову. Мне пришлось смотреть на этот кошмарный орган. Толстый, едва не с мою руку, заметно темнее его смуглой кожи. Сиреневатый и бугристый от узловатых вздутых вен. С темной глянцевой головкой. Он возвышался зловещей башней из черных зарослей, выползавших на живот густой дорожкой. Я умру, если он ткнет этим в меня. Это невозможно. Я не хочу.

Я занесла, было, дрожащую руку, но дотронуться не решалась. Задыхалась от страха и отвращения.

— Ну же!

Я стиснула зубы, тронула, наконец, кончиками пальцев.

— В ладонь!

Ощущение было чудовищным. Я трогала что-то раскаленное, каменно-жесткое, но одновременно подвижное. Хотелось отдернуть руку, как от какой-то омерзительной твари, ядовитой змеи. Но Марко, тут же, накрыл мою ладонь своей, сжал тисками и начал медленно водить вверх-вниз. И что-то будто заездило под тонкой кожей. Я предпочла бы оторвать собственную руку, лишь бы избавиться от этого ощущения.

Он прикрыл здоровый глаз, тяжело и шумно задышал. Член подрагивал под моими пальцами.

Марко почти прошипел:

— Вот так… Теперь целуй меня.

Идея прыгнуть в окно мне нравилась все больше, несмотря на мою боязнь высоты. Я мучительно думала, окажется ли за ним Разлом? Чтобы наверняка. Оттуда уже не вернут… все кончится.

Я медлила, и мой муж раздражался. Его свободная рука скользнула мне на затылок, притянула к самому его лицу.

— Целуй, София. Как любящая жена.

От него несло водкой так, что можно было задохнуться. Меня попросту затошнит. Почему я не глотнула водки, чтобы не чувствовать этот запах? Хуже все равно уже невозможно.

Он процедил сквозь зубы:

— Целуй…

Я медленно потянулась к его губам, коснулась и замерла. Мой муж тоже замер, даже перестал двигать рукой. Он ждал, но я просто не могла. Это было выше меня. Пусть злится. Пусть изобьет. Не могу… Не могу! Эта мука хуже побоев.

Марко процедил мне в губы:

— Это все?

Конечно, я молчала.

Он в мгновение ока опрокинул меня на кровать и навалился сверху. Прошипел в лицо:

— Я видел это в последний раз. Я прощу твою стеснительность, но лишь один раз. Сегодня. И больше не спущу.

Мне уже было все равно. Лишь бы быстрее закончилось.

Он не поцеловал меня в губы. Слюнявил шею, комкал грудь, как кусок глины. Дернул за ноги рывком, подминая под себя. Вдруг выпрямился на руках, повернул голову. Будто прислушивался. Прорычал:

— Чего тебе?

Я услышала голос от двери:

— Прости, патрон… на два слова. Крайняк.

— Пошел вон!

— Джек сработал.

Подействовало, как заклинание. Марко тут же изменился в лице, даже мелькнула какая-то нервная судорога. Он резко поднялся, затолкал чудовищный член в штаны и быстро вышел, больше не проронив ни слова.

Глава 14

Я лежала на кровати в полной растерянности. В оцепенении. Не могла поверить, что он ушел. Наконец, села, нашарила взглядом сорочку на полу, подхватила и прикрылась. Я не привыкла быть голой даже в уединении. Если только это не душевая, разумеется.

Как надолго он ушел?

Я посмотрела на столик с баром, тут же сорвалась с места, как безумная, и кинулась к заветному синему графину. Мне уже было плевать, что мой муж будет недоволен. Пусть делает, что хочет, но трезвой я все это просто не вынесу. Я выпью столько, сколько смогу.

Руки дрожали. Я с трудом сняла стеклянную крышку, плеснула в рюмку до краев. Решительно выдохнула, будто хотела выбить из легких весь воздух, и тут же опрокинула в рот. Проглотила одним махом, не чувствуя вкуса. Пока не опомнилась, плеснула еще и снова опрокинула. Наконец, вдохнула, стараясь совладать с приступом тошноты. Главное — удержать в желудке. Но все прошло гладко. Наверное, это стресс — оказалось чуть сложнее, чем хлебнуть воды.

Я воровато посмотрела на дверь, холодея от одной только мысли, что Марко стоит там