Правило Диксон - Эль Кеннеди

было унизительно, я вспомнила папины слова о том, что надо просить о помощи, и узнала у врача, нет ли возможности договориться о встрече с психотерапевтом, чтобы он пришел и поговорил со мной. У меня с лета панические атаки, и дальше их игнорировать нельзя. Пришло время встретиться с ними лицом к лицу, и неважно, насколько это пугает.

Ни с того ни с сего меня настигает понимание всей серьезности ситуации. Осознание того, как близка я была к получению серьезных травм. Я и умереть могла. Если бы Найл не позвонил копам, как только я впервые заорала его имя, если бы они не явились через семь минут после звонка, кто знает, что бы могло случиться? А так я ничего не помню после последнего удара. Потом я проснулась в скорой со страшным головокружением.

– Ой, а еще у меня небольшое сотрясение, – сообщаю я Шейну. – Так что большой свет не включай.

Пока мы пользуемся только лампой на прикроватной тумбочке – от нее исходит слабый бледный свет, от которого глазам лишь чуть-чуть некомфортно.

Шейн протягивает руку и касается повязки у меня на виске.

– А это как случилось?

– Я лежала на полу в коридоре, а он попытался уйти. Зацепил меня нижней кромкой двери. Пять швов наложили, – обреченно говорю я. – Но больше всего мне жалко папу, потому что ему сегодня вечером придется туда вернуться и отмывать всю кровь. Ты знал, что от ран на голове крови просто море?

– Давай без шуток. Пожалуйста. – У него снова наворачиваются слезы на глаза.

– Эй, да нормально все, – я сжимаю его руку. – Я в порядке.

– Малышка, прости меня. Я должен был быть рядом.

Я сжимаю его руку еще крепче.

– Это не твоя вина. Откуда тебе было знать, что он сегодня заявится.

– Я должен был защитить тебя.

– Прекрати. Не вини себя, – я слегка меняю положение на кровати и морщусь. Весь бок аж пульсирует от боли. Чертова почка. – Я не хочу, чтобы ты мучился чувством вины.

Шейн заключает мои руки в свои, а когда заговаривает, голос у него низкий и мрачный.

– Когда я вижу тебя в таком состоянии… Меня это просто убивает.

– Со мной все будет в порядке. Обещаю. Возможно, придется походить к психотерапевту, чтобы он помог мне во всем разобраться, но физически я скоро вернусь в форму. Сам увидишь.

Он склоняется и ласково целует меня в лоб.

– Я люблю тебя. И никогда больше не оставлю. Надеюсь, ты это понимаешь.

Его признание вызывает у меня улыбку.

– Меня вполне устраивает.

– Если я заберусь к тебе на кровать, медсестры меня сразу вышвырнут или нет?

– Если хоть попытаются, я на них наору. Только ложись с этой стороны. Вся левая часть у меня временно выведена из строя.

Шейн встает, снимает пальто и туфли. А потом ловко залезает на узкую кровать. Он ростом шесть и один, а еще убийственно мускулистый, так что выходит тесновато, но он умудряется устроиться рядом со мной, опираясь на один локоть, и начинает ласково перебирать мои волосы свободной рукой.

– Я возвращаюсь в Брайар, – говорит он. – Назад в «Медоу-Хилл».

– Не смей возвращаться из-за меня. Я буду в порядке.

– Не-а, это не только из-за тебя. Мама выставила меня из дома.

Я ахаю и тут же сожалею об этом, потому что бок сковывает боль.

– Это ради моего блага, – продолжает Шейн. Он прижимается губами к моему виску, к той части, которой не касается повязка, и я чувствую, как он улыбается. – Мама напомнила мне, где мое место на самом деле.

– На катке, – соглашаюсь я.

– И рядом с тобой.

Он скользит пальцами по моей руке, и я чувствую, как они дрожат.

– Знаю, со стороны кажется, что я воспринимаю все это очень хорошо…

– Правда, что ли? – сухо замечаю я.

– Но прямо сейчас я в ужасе. То, что ты лежишь в больнице, раздирает меня на части. Каждый раз, когда я думаю о том, как он выбил дверь и причинил тебе боль… – У Шейна вырывается сдавленный стон. – Не позволяй мне сегодня уйти из больницы, Диксон.

– Не позволю.

– А то я на хрен убью его.

– Не убьешь.

На мгновение мы замолкаем. Ни к каким аппаратам я не подключена, так что в палате тихо. Когда Шейн снова заговаривает, голос его дрожит:

– Ты понятия не имеешь, как сильно я тебя люблю. Это практически жалко.

Я не могу сдержать смех. На этот раз боль того стоит.

– Никогда не думал, что так получится, Диксон, но ты для меня – все. Не знаю, когда это случилось, но так и есть. Ты – сердце всей моей жизни, живое, бьющееся сердце. Именно благодаря тебе я с нетерпением жду каждого нового дня. Честно, я никогда не думал, что найду человека, который полностью меня поймет.

О боже. Поверить не могу, что все эти слащавые слова исходят от Шейна Линдли. Я бы подколола его на этот счет, не будь он таким чертовски искренним. Кроме того, я в точности знаю, о чем он говорит. Я чувствую то же самое. С ним я могу быть собой – со всеми своими странностями – и не чувствовать за это ни малейшей вины.

– Я провел без тебя целый месяц, и это была пытка. Я оставил тебя, черт возьми, и посмотри, что случилось. Он мог бы тебя убить.

– Я в порядке, – твердо говорю я.

– И я, кстати, не шутил, когда сказал, что больше тебя не оставлю.

– Однажды придется, – подначиваю я. – Ты же будешь путешествовать с «Блэкокс», ездить на матчи, а я останусь дома с двумя детьми, которых ты от меня ждешь уже на следующий год, разве нет?

Он посмеивается, и теплое дыхание овевает мой подбородок.

– Да, насчет этого… кажется, мое мнение изменилось.

Вот этого я не ожидала.

– Ты больше не хочешь жениться и заводить детей?

– Нет, хочу, – он рассеянно потирает мою руку.

Жаль, что мне приходится лежать в больничной сорочке. Я попросила папу прихватить мне парочку кардиганов, когда он пойдет ко мне в квартиру. Впрочем, прямо сейчас я не возражаю. Благодаря коротким рукавам я с наслаждением ощущаю легкую шершавость пальцев Шейна, и это приятно.

– Я до сих пор этого хочу, ты не подумай, – продолжает он. – Вот только дети… Думаю, ты была права, когда говорила, что с детьми надо подождать до тридцати. Я присматривал за Мэри-Энн, когда она жила здесь, а потом провел с ней целый месяц дома… – он вздыхает. – Это большой труд.

– Да ты