Правило Диксон - Эль Кеннеди

я, разумеется, все смогу. Я больше половины жизни играю в хоккей, он у меня в крови.

Так что я загоняю странные мыслишки куда подальше и берусь за дело. Надеваю щитки и форму. Зашнуровываю коньки. Сажусь рядом с товарищами по команде на скамью «Брайара». И играю в хоккей.

Я не могу.

Во второй раз она приходит мне в голову посреди первого периода. Я петляю между соперниками и сокомандниками, а дурная мыслишка грызет меня изнутри, как собака палку. Во рту горчит от обиды. Я не впервые ощущаю подобную горечь после смерти папы, но сегодня все по-другому. Подбадривающие крики толпы, выброс адреналина от хорошей игры, знакомый запах льда… То, что раньше дарило освобождение, внезапно удушает.

Мэри-Энн дома, с Дианой, а я здесь, на катке. Играю в глупую, бессмысленную игру, хотя должен заботиться о своей сестренке.

Я не могу.

Ко второму периоду навязчивая мысль превращается в мантру.

– Меняемся, – рявкает Дженсен, и Беккетт хлопает меня по плечу.

Я срываюсь со скамьи и бросаюсь на лед – снова пора играть. Я не позволяю себе отвлечься. Не позволяю сыграть плохо. Но отчасти я действую на автопилоте, а когда меня швыряют о борт, чувствую колючий холод поверхности даже сквозь джерси. Скрип коньков по льду и щелчки клюшек сливаются в единый гул, эхом отдаются в ушах. Мне удается завладеть шайбой, и я несусь к воротам «Гарварда». Их защитник бросается мне наперерез, и я передаю шайбу назад, Остину, а он с космической скоростью отправляет ее в сетку.

Гол!

Линии меняются под одобрительный рев наших товарищей по команде. Уилл хлопает меня по руке, поздравляя с удачной передачей.

Я не могу здесь находиться.

Я едва слышу сигнал, оповещающий о конце игры, – в голове у меня непрестанный гул. Кажется, моя мантра вышла на новый уровень.

После игры я торопливо переодеваюсь и отправляюсь на поиски тренера Дженсена. Прошу уделить мне минутку наедине. Думаю, он знает, что я собираюсь сказать, еще до того, как я открываю рот. Он все видит в моих глазах.

– Мне надо поехать домой, тренер.

Сначала он молчит, потом вздыхает.

– На сколько?

– Не знаю.

* * *

– В каком смысле ушел из команды? – Диана встревоженно ходит за мной по комнате, наблюдая, как я кидаю вещи в чемодан.

– Я не ушел. Хотя нет, ушел, наверное.

– Шейн. Я не понимаю, что ты хочешь сказать.

Я открываю верхний ящик комода, хватаю пачку боксеров наугад. В спальне в последнее время жила сестра, так что повсюду разбросаны ее вещи. Ей тоже придется собраться, но я хотел сначала поговорить с Дианой, а потому посадил Мэри-Энн перед телевизором – смотреть документалку об астероидах.

– Мне надо поехать домой, Диксон. Я не могу здесь находиться.

– Ладно. – Я слышу, как она глубоко вздыхает. – Я понимаю. Но… Речь о хоккее. Хоккей – вся твоя жизнь. Что, если вы выйдете в плей-офф? Нельзя уходить из команды.

В груди от этого все сжимается. Она ведь права – нельзя.

Но я уйду.

Со свистом выдохнув, закидываю вещи в чемодан и опускаюсь на край кровати. Диана садится рядом, повернувшись ко мне, и изучающе вглядывается в мое лицо.

– В чем дело? – напирает она.

– Я пообещал ему заботиться о них, – угрюмо признаюсь я.

– Ты и так о них заботишься.

– Как? Мама одна дома, изо всех сил пытается продать дом к Рождеству, чтобы ей не пришлось встречать праздник в компании призрака. Не говоря уже о том, что она улаживает дела с юристами, бухгалтерами и исполнителями завещания, потому что после папы осталась куча собственности. А Мэри-Энн здесь, так что ты, я и Джиджи передаем ее друг другу, как будто с рук на руки, потому что у меня то тренировки, то занятия, то качалка. И как же я смогу о них позаботиться?

Диана гладит меня по щеке. Теплое прикосновение успокаивает, и я подаюсь ему навстречу, оседаю в объятиях своей девушки, а она только крепче обвивает меня руками. С самого начала всего этого кошмара Диана была моим якорем, скалой. Она – единственный проблеск света в черном и узком до клаустрофобии тоннеле, в который превратилась моя жизнь. И из которого мне никак не найти выход.

– Я дал папе слово, – хрипло говорю я. – И не смогу сдержать его, если останусь в команде. Мне нужно на какое-то время вернуться в Хартстронг.

– На какое-то время – это на сколько?

Отстранившись, я вижу, что лоб ее прорезала глубокая морщинка. Я ласково поглаживаю ее кончиками пальцев, пока морщинка не исчезает, а потом прижимаюсь ко лбу Дины своим.

– Как минимум до конца праздников. Может, чуть дольше. Может, пропущу следующий семестр, смотря что понадобится от меня моей семье.

Диана кусает губы.

– Если пропустишь семестр, не сможешь выпуститься.

– Тогда вернусь осенью, – я беру ее за руку, мне нужно ее тепло. Она знает это и сплетает пальцы с моими. – Навсегда я не уеду. Только пока нужен им.

– Жаль, что я ничего не могу сделать, – вздыхает она.

– Ты и так столько всего делаешь! – я ласкаю ее щеку, склоняюсь к ней в поцелуе. Легкое прикосновение губ, знак утешения. – Ты из кожи вон лезла, чтобы помочь мне позаботиться о Мэри-Энн. Но у тебя есть и своя жизнь. Свой спорт, на котором надо сосредоточиться, свои занятия. Несправедливо требовать от тебя такой самоотдачи.

Она заметно сглатывает.

– Ладно, я должна кое-что спросить. Ты бросаешь меня?

У меня аж рот открывается.

– Что? Черт возьми, нет, конечно.

В ее взгляде проскальзывает неприкрытое облегчение.

– Ладно. Хорошо. Надо было убедиться.

Я тихо посмеиваюсь. В последние несколько недель я почти не смеюсь, но Диксон всегда удается привнести в мою жизнь легкость.

– Я люблю тебя, – твердо и с чувством говорю я. – И я от тебя не откажусь. Никогда.

– Никогда, значит?

– Буду рядом столько, сколько захочешь.

Она в ответ улыбается.

– И если ты не против, я подумал, что ты могла бы отвезти меня домой, а потом вернуться на моей машине, оставить ее себе, пока меня не будет. У меня будет папин… – Голос у меня надламывается. Я даже думать о нем не могу, не сорвавшись. – Папин пикап. А у мамы своя машина. «Мерседес» будет попросту стоять на улице, так что я подумал, что ты вполне можешь им пользоваться.

– Не надо, Линдли. Если одолжишь мне машину, я ее уже не верну.

– Ой, еще как вернешь, – я ухмыляюсь. – Я люблю тебя, но не настолько.

Она залезает ко мне на