Под прикрытием - Стил Даниэла

– Как – ликвидировать?! – полуобморочно пролепетала Ариана, вытаращив на него глаза.

– Устроить ей несчастный случай, – все так же серьезно продолжил Маршалл. – Автокатастрофа подойдет лучше всего, тем более что я где-то посеял свой отравленный зонтик…

Да он ее разыгрывает! Ах, так?

– А второй вариант? – осведомилась она, изображая, что спрашивает с опаской.

– Второй вариант еще лучше. Если мы просто признаемся, что не расписаны и живем во грехе, нас очень быстро оставят в покое, – веско проговорил Маршалл и сделал еще глоток из бутылки. – Большинство наших новых знакомых именно так про нас и думают, поэтому нашей репутации это никак не повредит.

Он продолжал и дальше морочить ей голову, и Ариана, делая вид, что клюет на его шуточки, весело хохотала. После отъезда «церковной» знакомой она мыла собак, и ее промокшая насквозь рубашка липла к телу. В эти мгновения она была чудо как хороша, и Маршалл, не думая ни о чем, шагнул вперед, обнял ее и поцеловал. Это случилось само собой, он не знал и не мог объяснить, почему он так сделал, но он сделал все правильно, и Ариана лишь подтвердила это, ответив на его поцелуй.

Они сумели остановиться, только когда в легких иссяк запас воздуха, но объятий не разомкнули – он прижимал ее к себе, она обнимала его за шею.

– Ты уверена, что мы все делаем правильно? – хрипло спросил Маршалл, когда смог чуть отдышаться. После гибели Паломы он старательно гнал от себя любые эмоции и столь в том преуспел, что сейчас чувствовал себя не очень уверенно, но Ариана, подхваченная могучим порывом той же страсти, утвердительно кивнула ему, и Маршалл, подхватив ее одной рукой, поднялся вместе с ней в спальню. Там они разделись и занялись любовью с жадностью путников, которые много месяцев скитались по пустыне и вдруг наткнулись на источник чистой, холодной воды. И он, и она слишком долго страдали от одиночества, и теперь нежность и страсть захлестнули обоих с головой.

Уже потом, когда они отдыхали, вытянувшись рядом на кровати, Ариана негромко проговорила, глядя на него какими-то новыми глазами:

– Интересно, что было бы, если бы эта женщина не спросила, давно ли мы женаты?..

Маршалл засмеялся, немного смущаясь, и, приподнявшись на локте, залюбовался ею. У нее было очень красивое тело, да и сама она оказалась чувственной и страстной. Только теперь Маршаллу стало ясно, что он хотел ее чуть не с того самого мига, как впервые увидел в парке Багатель. Да только он так был уверен, что никого никогда не полюбит, что случившееся повергло его в несвойственное ему смятение.

– Думаю, случилось бы то же самое, – ответил Маршалл после небольшой паузы. – Разве что нам понадобилось бы побольше времени.

Каким бы странным и даже пугающим ни было то, что произошло между ними, это было неизбежно, и теперь он понимал это со всей отчетливостью. Вновь откинувшись на подушку, Маршалл коснулся кончиками пальцев ее безупречной груди и почувствовал, как его вновь наполняет желание. Он был молод, неутомим и – бесконечно нежен и терпелив.

– Я чуть с ума не сошел, пока думал о тебе, лежа в соседней комнате, – признался он, но тут же осекся. Ему не хотелось, чтобы она подумала, будто он захотел ее лишь потому, что это было удобно – потому что по воле случая они оказались здесь только вдвоем. Его чувство к ней зародилось и окрепло, еще когда он прочел дневники Хорхе и узнал, через что ей пришлось пройти. Тогда-то она и завладела его сердцем, и то, что сблизило их сейчас, было лишь логичным и закономерным.

– Я тоже думала о… о чем-то в этом роде, – ответила она задумчиво. – Но… Что, если теперь мы возненавидим друг друга?

Маршалл покачал головой – ему казалось, что подобный вариант вряд ли возможен. Они с Арианой жили бок о бок уже несколько недель и отлично ладили: им не приходилось уступать друг другу ни в принципиальных вопросах, ни даже по мелочам – столь всеобъемлющим было их единомыслие. Как оказалось, оба были дружелюбными, мягкими, хорошо воспитанными – людьми, которым не было нужды ни тешить свое самолюбие, ни самоутверждаться за счет другого.

– Если хочешь, мы можем обратиться к нашим кураторам и попросить поселить нас отдельно, – рассудительно предложил Маршалл. – А еще я могу вернуться в домик управляющего, но… Я только хочу, чтобы ты знала: со мной еще никогда не случалось ничего подобного. Когда я работал, у меня не было ни времени, ни возможности встречаться с женщинами, даже когда я приезжал домой в отпуск. Да у меня и дома-то никакого не было – с тех самых пор, как погибли мои родители. А еще… а еще мне не хотелось, чтобы какая-то девушка годами ждала моего возвращения. Я понимаю, как это нелегко – ждать, а если учесть, что я мог погибнуть… Мне казалось – я не имею права разбить кому-то сердце только из-за того, что мне было бы приятно знать: кто-то любит меня, кто-то ждет… Это было бы просто нечестно, несправедливо, жестоко, а я всегда боялся причинять людям ненужную боль.

Ну а потом… потом я встретил Палому. Вот уж не думал, что смогу полюбить кого-то, кто… кто находится в сфере моих профессиональных интересов. Но это случилось, и я ничего не мог с собою поделать. Да и не хотел, если начистоту. Я не думал о будущем, не думал, чем все это может кончиться… А кончилось тем, что Палома погибла, погибла из-за меня. После этого мне и вовсе стало казаться, будто я прокаженный и все, кого я люблю, умирают. Сначала родители, потом Палома и наш ребенок… Вот почему я так боялся полюбить снова. Я боялся, потому что мне казалось – я обязательно потеряю дорогого мне человека, и не просто потеряю… Я был уверен, что тот, кто станет мне дорог, обречен на страдания, на смерть, и причиной этого стану я. Так случилось с Паломой, и я никогда не прощу себе, что не уберег ее… Мне нужно было с самого начала отказаться от нее, запретить себе даже смотреть в ее сторону, думать о ней, но чувство оказалось сильнее разума.

Маршалл замолчал. Даже с самим собой он еще никогда не был честен до такой степени, как сейчас с Арианой. Не был он честен и с Паломой, которая так и не узнала, кто такой Пабло Эчеверрия. Маршалл не мог ей сказать, и из-за этого их жизнь и их любовь были пропитаны ложью. С Арианой ему хотелось быть честным с начала, чтобы их отношения, как бы они ни сложились в дальнейшем, не оказались постройкой, возведенной на зыбком песке.

– Я даже не знаю, сколько осталось во мне настоящего меня, – вздохнул он невесело. – Ведь какая-то часть меня умерла вместе с Паломой.

Ариану перевернуло услышанное, но она не сумела найти таких слов, которые могли бы утешить Маршалла. Она нежно поцеловала его:

– И у тебя, и у меня было в жизни что-то, что обожгло нас, причинило боль и заставило глубже забиться в свою раковину. Когда-то я была уверена, что мы с Хорхе любим друг друга, но теперь-то я знаю: он был настоящим чудовищем – человеком, которого я никогда бы не смогла уважать и любить. И все равно в том, что происходило между нами, было какое-то волшебство, во всяком случае – так мне тогда казалось. Пока он был рядом, я словно становилась другим человеком, не похожим на меня настоящую. Многое мне нравилось, многое казалось естественным и единственно правильным. Я… я была очень счастлива, когда поняла, что у меня будет ребенок – ребенок от него. Наверное, это было какое-то наваждение, временное помешательство, но мне казалось, будто я в здравом уме. А потом Хорхе погиб – погиб из-за меня. Я тоже никогда этого не забуду, как не забуду ребенка, которого потеряла.

– Хорхе погиб, потому что похитил тебя. И это было жестоко вдвойне, потому что ему была нужна вовсе не ты, а твои деньги, – поправил ее Маршалл так мягко, как сделал бы это Яэль. – Он погиб, расплачиваясь за свои, а не якобы твои преступления.

Это и отличало Хорхе от Паломы, которая действительно погибла без всякой своей вины. Но Маршалл и Ариана потеряли людей, которых от сердца любили, и страдания их были глубокими и неподдельными. И он, и она оказались в безвыходной ситуации, которую нельзя, невозможно было разрешить без потерь. Сейчас они понимали это лучше, нежели раньше, но боль их не становилась слабее.