Ранчо - Стил Даниэла

Из врача и больного они превратились в ученика и учителя. Он знал, что ей хорошо – лучше, чем ему самому, – известно, что ей требуется. Зоя еще раз поблагодарила доктора Кронера за помощь.

После его ухода она уснула. Подруги, вернувшись с прогулки, застали ее крепко спящей. Для них день сложился удачно. Они, как всегда, разделились на пары: Хартли поехал с Мэри Стюарт, Таня ускакала вперед с Гордоном. Она была рада, что вечером он явится на танцы, где ковбои получали редкую возможность пообщаться с гостями накоротке. К тому же Гордон слыл на ранчо хорошим танцором.

Зоя проснулась не поздно и успела одеться к ужину. Одеваясь, она увлеченно болтала с подругами. Обе, видя ее настроение, облегченно перевели дух. Все трое были влюблены и потому болтали без умолку, смеялись и хихикали. Снова вспомнились прежние деньки в Беркли.

– Кажется, мы опять впали в детство! – провозгласила Таня. – Может, все дело в свойствах здешней воды? – Она за долгие годы ни с кем столько не разговаривала, сколько за эти дни с Гордоном.

Мэри Стюарт с Хартли и подавно выглядели так, словно всю жизнь были неразлучны. Им было поразительно легко и удобно друг с другом, на многое у них часто совпадали взгляды.

– Никогда не знала таких людей, как он, – призналась она. Ей вспоминалась жизнь с Биллом еще до смерти Тодда. На многое они смотрели по-разному, и ей это казалось нормальным, даже нравилось. Они часто спорили с Биллом. Ей думалось, что так жить интереснее. Однако с Хартли оказалось не в пример легче. Только теперь ей стало понятно, что значит иметь общие взгляды, смотреть на вещи одинаково. Она даже представить не могла себя с Биллом в танцевальном зале.

Этим вечером Мэри Стюарт натянула джинсы красного цвета, свитер им в тон, покрасила губы ярко-красной помадой, зачесала назад волосы. Подруги уже ушли, а она задержалась, не сразу найдя свои красные ковбойские сапожки. Она натянула их и кинулась было к двери, но раздавшийся телефонный звонок приковал ее к месту. Ей не хотелось брать трубку. Поразмыслив, решила подойти: вдруг это новости о Зоиной дочери или о ее больных, предупреждение Тане об опасности или назревающей проблеме? Она вернулась назад в гостиную и, задыхаясь, схватила трубку.

– Алло!

– Можно миссис Уолкер?

Сперва она не поняла, кто говорит. Мужской голос показался ей незнакомым.

– У телефона. Кто спрашивает? – спросила она официальным тоном и тут же вздрогнула.

– Мэри Стюарт? Я тебя не узнал.

Билл!

Как же далеко они разошлись... Муж с женой уже не узнают друг друга. Правда, они не разговаривали уже несколько дней, ограничиваясь лаконичными и лишенными всякого интереса факсами.

– Я тоже тебя не узнала. Я торопилась на ужин.

– Прости, если отвлек, – сухо проговорил он.

Она сообразила, что у него на часах три ночи. Зачем звонить в такой поздний час?

– У Алисы все в порядке? – У нее сжалось сердце. Трудно представить какую-либо другую причину для неурочного звонка.

– В полном порядке, – спокойно ответил он. – Я вчера с ней разговаривал. У нее бал в Вене. Они только что прикатили туда из Страсбурга. Мотаются с места на место и рады до потери сознания. Боюсь, мы все лето ее не увидим.

Мэри Стюарт улыбнулась, узнав в этом свою непоседу дочь.

– Когда будешь снова с ней разговаривать, обязательно передай от меня привет. Она так мне и не звонила. Наверное, из-за разницы во времени. Я так и думала, что у нее все в порядке, иначе она поставила бы тебя в известность. Сейчас в Лондоне глубокая ночь. Что ты делаешь в такой поздний час? – Это напоминало обмен новостями между деловыми партнерами, лишенный всякого тепла.

– Работал допоздна, да еще сглупил – напился кофе, вот и не смог уснуть. Дай, думаю, позвоню тебе. Вечно у меня нелады с разницей во времени!

«Как и с браком», – хотела добавить она, но смолчала.

– Молодец, что позвонил, – сказала Мэри Стюарт не очень убедительным тоном. У нее уже пропало желание притворяться, искать в душе крупицы былого тепла. Решение принято – она рвалась на волю. И Хартли Боумен здесь абсолютно ни при чем. Виноват в этом лишь Уильям Уолкер.

– Чем ты там занимаешься? В своих факсах не приводишь подробностей. Кажется, мы уже несколько дней не разговаривали лично. Или разговаривали?

Какая дырявая память! Впрочем, Мэри Стюарт уже нет дела до его памяти.

– Ты тоже скуп на детали, – напомнила она ему.

– Мне нечего рассказывать: работаю, света белого не вижу, нигде не бываю. Вкалываю как проклятый день и ночь. Все готовлюсь к процессу. Удовольствия мало, зато есть перспектива выиграть дело. Мы очень хорошо подготовлены.

– Чудесно, – выдавила она, глядя на носки своих красных сапог и усиленно вспоминая мужа. В трубке звучал его голос, но в голове упорно возникал образ Хартли. Сравнение выходило не в пользу Билла. Она не могла представить такого же тягучего разговора с Хартли Боуменом. Вряд ли с ним она прожила бы целый год в таком отчуждении, как с Биллом. Ей не хотелось возврата к прошлому.

– А ты? – встревожено спросил он, чувствуя ее нежелание поддерживать разговор и гадая, в чем причина.

– Каждый день катаемся верхом. Тут необыкновенно красиво. Никогда не видела настолько чудесных мест. Горы Титон – это нечто потрясающее.

– Как подруги?

Откуда этот внезапный интерес? Она ломала голову и не находила ответа.

– Отлично. – Она не стала ничего говорить о Зое. – Сейчас ждут меня в ресторане.

Ни слова ни о танцах, ни о Зоиной болезни. Ей ничем не хотелось с ним делиться.

– Что ж, не стану больше тебя задерживать. Передай им от меня привет.

Она собиралась поблагодарить его и сухо попрощаться, но томительная пауза заставила ее напрячься. Он звонил ей в три часа ночи, они не виделись уже несколько недель...

– Стью... Я по тебе скучаю...

Вдруг наступила тишина, которой, казалось, не будет конца.

Зачем он произнес эти слова? После целого года молчания и боли – зачем? Может быть, он ощущает свою вину, сожалеет об утраченном? Она не хотела продолжать разговор.

Все: возврата нет!

Ей вдруг показалось по его интонации, что он выпил лишнего! Это так на него не похоже, но глухая ночь и одиночество кого угодно заставят махнуть рукой на привычки...

– Смотри не перетрудись, – только и сказала Мэри Стюарт. Месяц назад, полгода или тем более год она бы назвала себя бездушным чудовищем. Сейчас же ничего не почувствовала, простившись и повесив трубку. Ее ждали подруги и вкусный ужин.

Танцевальный вечер оказался еще веселее, чем они предполагали. На него явились все гости, даже Зоя, обмотанная синей кашемировой шалью. В платье из замши и чудесных бирюзовых серьгах она выглядела красавицей. Некоторые гостьи были в коротких юбочках, разлетавшихся в танце. Таня смотрелась, как всегда, великолепно в белом кружевном платье викторианского покроя, придававшем ей одновременно невинный и невыносимо соблазнительный вид. Увидев ее. Гордон едва устоял на ногах. На нем были джинсы и ковбойская рубаха, черная ковбойская шляпа, и такого же цвета сапоги. Таня поспешила сравнить его с ковбоем из кинофильма, и он гордо приосанился.

Шарлотта Коллинз предложила Гордону исполнить тустеп с кем-нибудь из гостей: недаром он являлся обладателем нескольких призов за исполнение тустепа.

– Гордон у нас первый не только на родео, хотя сам никогда в этом не признается! – провозгласила хозяйка.

Эта мудрая и с хитрецой пожилая женщина не спускала заботливого, почти материнского взгляда с Зои, смирно сидевшей на кушетке. Та еще не накопила сил для танца и довольствовалась беседой с Джоном Кронером, тоже приглашенным на вечер. Шарлотта часто направляла ему подобные приглашения. На этот раз он явился ради удовольствия пообщаться лишний раз с Зоей.

– Кто-нибудь из присутствующих умеет танцевать тустеп? – обратилась Шарлотта к публике.

Гордон выступил вперед. Несколько человек неуверенно подняли руки. Таня тоже не удержалась.