Восемь. Знак бесконечности - Соболева Ульяна ramzena

Он вдруг резко повернулся ко мне и посмотрел в глаза, а я вздрогнула от этого взгляда. В нем столько боли и ненависти, столько отчаянного непонимания. Провела по его щеке ладонью, но Данте дернул головой.

– Скажи, что любишь, Кошка… скажи, что не обманешь меня.

– Люблю, – прошептала и обхватила его лицо руками, – не обману. Никогда. Ты мне веришь?

Он не ответил, прижал к себе.

– Теперь ты знаешь все? Или есть еще вопросы? Ведь ты знаешь, насколько все непросто. Знаешь, кто я и чем занимаюсь. Тебя это не пугает?

– Меня не пугает, когда ты настоящий со мной, когда я могу доверять тебе.

Он зарылся лицом в мои волосы:

– Есть еще кое-что… Чико – мой сын, Кэтрин.

Утром он уехал, а я наконец-то уснула. В его постели, измученная и до дикости неприлично счастливая. Меня разбудил телефонный звонок, протянула руку и ответила, слабо улыбнулась, услышав его голос:

– Я хочу, чтобы ты переехала ко мне, Кошка. Сегодня. Я хочу, чтобы ты просыпалась в моей постели.

У меня еще никогда не было этого чувства безумной радости, какого-то неестественного счастья, от которого кружится голова. Я ходила по огромному дому в рубашке Данте и рассматривала картины, предметы мебели. Представляла себе, как он раньше здесь жил и каким он был в детстве. Мне до боли хотелось знать о нем все. Каждую мелочь, даже самую плохую, самую жуткую.

Стащив яблоко в той самой обеденной зале, я хрустела им на весь дом и с любопытством заглядывала во все комнаты. Внизу несколько минут стояла возле того самого аквариума. С муренами.

«Не все такое, каким кажется, Кэтрин».

Иногда мне хотелось остановиться, как вкопанной, и смаковать это чувство внутри, наслаждаться им. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Слишком много для меня одной, мне кажется, что сердце разорвется от радости. Так не бывает. Взаимная любовь – это какая-то мистика. Непостижимое волшебство. Иногда страшное, фатальное, необратимое, но от этого не менее прекрасное. Ведь оно связывает несвязываемое, соединяет противоположности, сталкивает среди миллиардов всего лишь двоих и заставляет гореть одинаковым огнем. Пусть дотла и в пепел… пусть иногда до смерти, но все равно – это волшебство.

Зашла в одну из комнат и, откусив яблоко, села за письменный стол. Перед глазами мигал экран ноутбука. Наверняка это кабинет Данте. Усмехнулась и пошевелила мышкой.

Улыбка медленно сползла с лица. Во весь экран фотография голой Аниты Серовой.

И не просто голой, а связанной, с порезами на руках и на груди, с ужасом в глазах, и тот, кто сфотографировал, и был ее мучителем, потому что в его пальцах я видела итальянский стилет. Я судорожно сглотнула и пролистала следующую фотографию.

Все тело свело судорогой, а по спине градом катился холодный пот.

То, что я видела на снимках… это полностью было описано в дневниках девочек.

Они не обманывали. ОН действительно делал с ними это. Резал их, поливал воском, бил плетью, насиловал. И снимал все это на камеру.

Когда мы получаем сильный психологический удар – наше тело умирает на какие-то мгновения, даже сердцебиение замедляется, останавливается. Мне показалось, что я умерла. Мне вырвали сердце. Резко. Одним движением мышки… а я сижу с развороченной грудной клеткой и по инерции все еще смотрю на свою смерть.

У меня перед глазами образовался туман, пелена. Я не чувствовала пальцы рук и ног.

О, Господи! Неужели это правда? Этого не может быть. Просто не может. Это не Данте… он не способен… Неужели? А когда он проводил по твоему телу лезвием ножа, когда приставил его к твоему горлу… А ты… ты отвела от него подозрения. Ты лично повела следствие другой дорогой. Возможно, именно для этого Данте Марини и использовал тебя в своей игре. Ведь ты – восьмая. Вот он – твой персональный круг ада…

Следующими открылись фото с изображением Ли, я закричала, зажала рот руками, чувствуя, что меня скручивает спазм тошноты.

Вскочила с кресла, опрокинув коробку со стола, на пол мягко выкатился итальянский стилет. Он поблескивал в лучах солнца, которые пробивались сквозь тяжелые шторы. На лезвии темные пятна… очень похожие на застывшую кровь.

На сотовый пришла эсэмэска… от Данте Марини.

Я дрожащими руками открыла сообщение:

«Раз, два, три… —

Скорей к нему иди.

Три, четыре, пять —

Он хочет поиграть.

Пять, шесть, семь —

Не смешно совсем.

Восемь… восемь… восемь…

Все говорят о семи кругах Ада, но на самом деле их восемь, восьмой никогда не заканчивается, Кошка».

Упала на колени, рыдая, чувствуя, как схожу с ума, как меня трясет, и я проваливаюсь в бездну безумия. Рука сама потянулась к стилету… Я смотрела, как по ковру растекается моя кровь…

«Скажи, что любишь…»

Эпилог

В палате монотонно тикали часы. Очень тихо, но очень навязчиво. Они отбивали ход времени, который не имел уже никакого значения. Ведь я вне времени, вне прошлого и вне будущего. Я зависла где-то на неизвестном меридиане, загнанная в угол собственными страхами.

Я открыла глаза и посмотрела на Алекса, который сидел на стуле напротив.

– Тебя завтра выписывают, Кэт. Твоя мама приедет вечером. Я встречу ее в аэропорту.

Я кивнула и снова прикрыла веки.

– Вчера закончился суд. Обвинение вынесло приговор – смертная казнь.

Я приоткрыла глаза и глубоко вздохнула.

– Если бы не ты, я бы никогда не вышел на него. Я не поймал бы этого сукиного сына, и он бы продолжил убивать. Даже не знаю, как тебе это удалось – ухватиться за ниточку и распутать такой чудовищный клубок. Оно словно проходило мимо меня. Я зациклился совсем на другом и не видел самого очевидного.

– Случайно, – прошептала пересохшими губами и отвернулась к стене.

Случайно разрушила все. Свое счастье, жизнь. Свое «время».

– Ты не представляешь, что творилось на суде, Кэт. Мы боялись, что его линчуют прямо там, пришлось охранять ублюдка. Хотя я сам бы оторвал ему яйца и заставил сожрать.

– Когда приговор приведут в исполнение?

– Через восемнадцать месяцев. Я могу похлопотать, чтобы тебя пустили присутствовать.

– А Эрик? Как он?

– Его забрала бабушка, увезла в Лос-Анджелес. Будет жить у нее. Он справится. Он молодец, помогал следствию. Ты даже не представляешь, что мы нашли в доме этого психа. Сукин сын держал в подвале кучу фотографий, пряди волос, видео. Он устроил там себе музей, лабораторию. С личными серверами, коммуникациями и выходами на сотовую связь, на правительственные сайты, на банковские и учебные учреждения. Свое первое убийство он совершил много лет назад. Он признался на суде. Ублюдок с таким упоением рассказывал об этом, что у меня волосы шевелились на затылке. Хэндли убил мать Данте. Это была его первая жертва. Оказывается, они встречались в колледже, и она его бросила, уехала учиться, потом встретила Марини и вышла замуж. С того момента у психа поехала крыша. Он обвесил ее фотографиями весь подвал и считал, что спасает ее от грехопадения. В его понимании Марини возомнил себя богом, а Хэндли погряз в сатанинской библии, где все вывернуто наизнанку. Он строил свои гениальные теории по созданию мира. Вернулся в Техас, там у его отца остался дом и ранчо. Продолжил обучение и несколько раз был арестован за развратные действия по отношению к несовершеннолетним. Как ему удалось скрыть сей факт, когда он устроился преподавателем, никто не знает. Впрочем, с его хакерскими способностями он мог подделать что угодно.

Элизабет столкнул с лестницы после того, как та обнаружила его маленькую педофильную тайну. Конченый извращенец дрочил на фото пятнадцатилетних девочек и имел личную видеотеку с детским порно. Сукин сын когда-то был отличным хакером. Он взламывал защиту компьютеров и один раз даже был арестован за взлом правительственного сайта, но отделался легким испугом. Ему повезло, мать его, это сохранилось в архивах, но кто мог подумать о хакере в таком возрасте, мы привыкли, что это, в основном, молодежь. Хэндли в свое время изобрел уникальную программу по проникновению во всемирную сеть. Некий особенный вирус, который мог распространяться со скоростью звука и считывать информацию.