Большей любви не бывает - Стил Даниэла

— Ну, в добрый час, сынок, — Бен пожал Филипу руку.

— Посадка закончена! — закричал кондуктор. Филип попрощался с друзьями, пожал руки учителям и наклонился, чтобы поцеловать детей.

— Будь умницей, Фанни, и слушайся Эдвину.

— Буду, — серьезно ответила та, и две больших слезы скатились по ее щекам. Больше года он был для нее скорее отцом, чем старшим братом. — Пожалуйста, приезжай скорей…

В пять с половиной лет у нее уже выпало два зубика, и это придавало забавное выражение ее личику. Она была чудесной малышкой, и единственное, чего она хотела, это жить дома с братьями и сестрами. Однажды Фанни заявила, что хочет быть мамой и больше никем. Она будет шить, готовить, и у нее будет четырнадцать детей. Больше всего на свете она мечтает о том, чтобы жить в своем доме, уютном и красивом.

— Я скоро вернусь, Фанни… Я обещаю…

Филип еще раз поцеловал ее и повернулся к Алексис. Они молча смотрели друг на друга. Филип и без слов знал, как она его любит. Алексис маленьким добрым духом вплывала в его комнату, принося ему булочки и молоко, когда он допоздна засиживался над книгами, она делилась с ним всем, что у нее было, потому что любила его.

— Не волнуйся, Лекси… Я люблю тебя… я вернусь, честное слово…

Но все знали, что для Алексис подобные обещания уже ничего не значат. Она все еще сидела иногда в комнатах родителей, словно надеялась их там увидеть. Ей исполнилось семь, но боль утраты не утихла, и отъезд Филипа, как опасалась Эдвина, гораздо сильнее заденет Алексис, чем остальных детей.

— А ты, медвежонок Тедди, будь хорошим мальчиком и не ешь много конфет.

На прошлой неделе малыш в одиночку разделался с целой коробкой, и потом у него ужасно болел живот. Тедди виновато засмеялся, и Филип осторожно снял его с плеч.

— Пока меня не будет, ты в доме старший мужчина, — сказал он с улыбкой Джорджу.

— Па-а-садка закончена! — снова закричал кондуктор, и Эдвина едва успела прижать к себе Филипа и шепнуть ему на ухо:

— Я люблю тебя, мой хороший. Возвращайся скорей и вспоминай нас. Мы всегда будем ждать тебя дома… будем ждать твоих писем…

— Спасибо, Винни… спасибо, что позволила мне поехать.], я сразу же приеду, если понадоблюсь тебе.

Она кивнула, не в силах произнести ни слова.

— Я знаю, — сказала она, справившись с собой, и снова обняла его, и вспомнила о тех, с кем так и не успела попрощаться тогда, на пароходе.

Она не выдержала и заплакала, спускаясь на платформу. Бен помог ей сойти и обнял, утешая, за плечи.

Поезд тронулся. Филип долго махал им платком. Фанни и Алексис безутешно плакали всю дорогу домой. Одна громко всхлипывала, у другой по щекам медленно катились слезы.

Дом как-то сразу притих и опустел из-за того, что в нем не стало Филипа. Бен ушел, проводив их до ворот, и все печально разбрелись по комнатам. Спокойный немногословный Филип так много значил в жизни каждого из членов семьи, что трудно было представить себе теперь, как они обойдутся без него.

Вечером Фанни помогла Эдвине накрыть на стол, в то время как Алексис безучастно сидела, уставившись в окно. Она ни с кем не разговаривала, думала только о Филипе. Джордж играл с Тедди в саду, пока Эдвина не позвала их за стол. В тишине все уныло ковыряли свое любимое блюдо — жареных цыплят.

Эдвина прочитала молитву и попросила Джорджа разрезать цыпленка.

— Теперь ты у нас хозяин в доме, — сказала она, и Джордж, проткнув цыпленка, лихо отрубил крыло, как будто в руках у него был кинжал. В тринадцать лет он еще не утратил любви ко всем смешным, как он считал, проделкам. — Спасибо, Джордж, если ты намерен продолжать в том же духе, то лучше я сама.

— Ну-ну, давай, Эдвина… — Джордж отхватил второе крыло и ножки, как пират, делящий добычу.

Капли жирного соуса разлетелись по скатерти, дети рассмеялись, и вдруг, неожиданно для себя, Эдвина тоже стала хохотать, пока слезы не выступили на глазах. Она пыталась сохранить серьезность и приструнить Джорджа, но не смогла.

— Джордж, прекрати! — сказала она наконец. Он воткнул нож в тушку, как копье. — Перестань сейчас же! Ты, противный мальчишка! — крикнула Эдвина, и Джордж, низко склонившись, поднес ей тарелку и сел, довольно ухмыляясь. Да, с Джорджем за старшего будет трудновато после спокойного и уравновешенного Филипа. Но Джордж есть Джордж, у него совершенно другой характер.

— Давайте после обеда напишем письмо Филипу, — предложила Фанни, и Тедди первым согласился с нею.

Эдвина повернулась сказать что-то Джорджу и увидела, как тот стреляет горохом в Алексис. Две горошины попали ей по носу, и она расхохоталась.

— Перестань сейчас же, — отчеканила Эдвина, удивляясь, что сама чувствует себя девчонкой. — Перестань смешить нас Не заставляй нас веселиться! Нам сейчас не до твоих дурацких забав!..

Она на секунду задумалась, а потом нацепила на вилку три горошины и метнула их в Джорджа, он ответил ей тем же под радостный визг детворы.

А где-то далеко-далеко… Филип ехал навстречу новой жизни в Гарварде.

Глава 16

Первые дни после отъезда Филипа они все остро чувствовали его отсутствие, а для них боль утраты была слишком знакомым чувством.

Тяжелое напряжение не замедлило сказаться на Алексис. Она снова, как после смерти родителей, стала заикаться. В тот раз заикание прошло быстро, но теперь, казалось, было довольно стойким. Ее опять начали мучить кошмары, и Эдвина очень за нее беспокоилась.

Однажды днем она ездила с Беном на совещание в газету, а когда вернулась домой, преданная миссис Барнс сообщила ей, что Алексис весь день провела в саду. Она пошла туда сразу после школы и до сих пор находится там.

Стояла чудесная теплая погода, и Эдвина подозревала, что Алексис скрывается в маленьком лабиринте, который их мама называла «тайным садиком».

Эдвина отправилась за Алексис только перед обедом, стала звать ее, но Алексис, как это бывало уже не раз, не откликалась.

— Ну же, глупышка, не прячься. Вылезай и расскажи мне, что ты сегодня делала. Филип прислал письмо.

Оно лежало в холле вместе с письмом от тети Лиз, которая жаловалась, что неважно себя чувствует и что растянула сухожилие, когда ездила в Лондон к врачу. Она была из тех людей, с кем вечно случаются какие-то неприятности. Тетя Лиз снова спрашивала Эдвину, убрала ли она наконец мамины вещи, и Эдвина разозлилась. Она ничего еще не убирала, да и не собиралась пока этого делать.

— Эй, малышка, ты где? — позвала Эдвина, раздвигая розовые кусты в конце сада и проверяя каждый уголок, где могла бы спрятаться Алексис, но ее нигде не было. — Алексис, ты здесь? — Она поискала еще, даже залезла в дупло старого дерева, где любил играть Джордж, и порвала юбку, но не нашла Алексис и там.

Эдвина вернулась в дом и спросила миссис Барнс, точно ли Алексис не в доме, но та заверила ее, что видела, как девочка сидела в саду. Правда, Эдвина знала, что миссис Барнс не очень-то внимательно следит за детьми. Это делала Шейла, но она ненадолго уехала, и Эдвина сама присматривала за маленькими.

— Она поднималась наверх? — спросила Эдвина, но миссис Барнс ответила, что не помнит. Она весь день закатывала банки с помидорами и не особенно обращала внимание на детей.

Эдвина проверила комнату Алексис, свою собственную, а потом медленно поднялась наверх, вспоминая строки из письма тети Лиз: «Давно пора очистить эти комнаты. Я так и поступила с вещами Руперта».

Но у них-то все было по-другому, Эдвина это прекрасно понимала, единственное, чего она хотела сейчас, это разыскать Алексис и выяснить, отчего та прячется.

— Лекси!..

Эдвина отдернула занавески, раздвинула вешалки с маминой одеждой и почувствовала, какой в комнате тяжелый, застоявшийся воздух — ведь в ней не живут уже восемнадцать месяцев. Эдвина даже заглянула под кровать, но Алексис как в воду канула.

Она спустилась вниз и попросила Джорджа помочь ей в поисках.

Через час Эдвина по-настоящему запаниковала.