Под прикрытием - Стил Даниэла

«У меня там стоит дорогая кожаная мебель, – написал ему хозяин. – Она в хорошем состоянии, и мне бы не хотелось, чтобы она пострадала».

«Не волнуйтесь», – отвечал ему Маршалл. Он успел по достоинству оценить интерьер квартиры, которая была обставлена в строгом, чисто мужском стиле. Никаких женских рюшечек-салфеточек, никакой роскоши там не было – одно лишь удобство, функциональность и отменный вкус. Именно в такой квартире ему хотелось бы когда-нибудь жить.

«Если хотите, можете взять с собой собаку. Против собак я не возражаю», – написал хозяин.

«Собаки у меня тоже нет», – ответил Маршалл.

«На всякий случай я все же впишу ее в договор – вдруг вы передумаете, – предложил владелец квартиры. – Парк в двух шагах, это очень удобно для прогулок с животным.

Потом они обсудили, как и куда перевести деньги, и через три дня Маршалл получил свою копию договора. Квартира в Париже была зарезервирована за ним, и он поспешил известить руководство УБН, что намерен освободить казенное жилье в Джорджтауне в конце месяца. Затем он отправил электронное сообщение Биллу Картеру, чтобы предупредить о своем отъезде. Узнав, что Маршалл планирует провести несколько месяцев в Париже, Билл написал, что это отличная идея и он надеется, что смена обстановки пойдет ему на пользу. Маршаллу он очень сочувствовал, так как отлично понимал, что́ тот может сейчас переживать. Через что-то подобное проходили почти все отправленные в отставку агенты, но Маршаллу было труднее, чем прочим. Его уволили по инвалидности, задолго до достижения предельного срока службы, и теперь он не мог не чувствовать обиды на Управление, которое от него, как ни крути, избавилось – пусть и по сугубо объективным причинам. А быть может, ему хотелось уехать лишь потому, что он устал ощущать чужую жалость. Ему наверняка хватало того, что он жалел себя сам.

Маршаллу понадобилось меньше двух дней, чтобы собрать чемоданы и подготовиться к отъезду. Список вещей, которые были ему не нужны, он закинул на «Крейгслист»[4] в надежде, что кто-нибудь на них польстится. Едва опубликовав объявление, Маршалл зачем-то зашел в раздел, где помещались объявления о продаже собак. Зачем – этого он и сам не мог бы сказать, однако фотографии щенков всех пород и мастей Маршалл рассматривал со все возрастающим интересом, пока его внимание не привлекло объявление, на первый взгляд показавшееся ему смешным. Усмехаясь, он перечитал его еще раз. В объявлении, размещенном в колонке «Отдам в хорошие руки», предлагался годовалый щенок бладхаунда по кличке Стэнли, для которого прежний владелец желал найти новый дом. Фото самого Стэнли в объявлении отсутствовало, но Маршалл нашел его, перейдя на сайт владельца. Щенок был рыжим с черными подпалинами, а его морда, покрытая длинными складками-морщинами, казалась одновременно и серьезной, и печальной. Можно было даже подумать, будто Стэнли много лет пребывает в перманентной депрессии и уже не ждет от этого мира ничего хорошего.

Чувствуя себя еще бо́льшим безумцем, чем когда он договаривался с хозяином парижской квартиры, Маршалл набрал номер хозяина Стэнли.

– Почему вы решили его отдать? – спросил он, когда на том конце линии взяли трубку. – Он что, загрыз кого-нибудь?

– Вовсе нет, – ответил ему приятный мужской баритон. – Просто он слишком большой, а я живу в Джорджтауне в маленькой городской квартире. Для Стэнли там едва хватает места, а держать собаку в таких условиях, я считаю, попросту жестоко. И в придачу у моей новой подружки аллергия на собачью шерсть.

Первым побуждением Маршалла было посоветовать владельцу отдать в хорошие руки свою подружку, но он сдержался – ему не хотелось быть грубым.

– Он приучен проситься гулять?

– Да, разумеется! – с гордостью отозвался владелец. – Говорят, что бладхаунды плохо поддаются дрессировке, но это полная чушь! Стэнли умеет все, что должна уметь воспитанная собака. Правда, он очень любит человеческое общество. Если надолго оставить его в квартире одного, он начинает грустить.

– Да-а, вид у него невеселый, – согласился Маршалл, однако в печальной морде щенка было что-то такое, что тронуло его до глубины души. Даже имя – Стэнли, – которое больше походило на фамилию человека, чем на собачью кличку, ему нравилось.

– А когда я могу с ним познакомиться?

– Когда вам будет удобно. Вы где живете?

– В Джорджтауне, как и вы, но через десять дней я уезжаю в Париж. Ваш Стэнли говорит по-французски?

– Нет, – серьезно ответил хозяин щенка. – Но зато он умеет притворяться мертвым.

Они договорились встретиться завтра, благо между их домами было всего несколько кварталов, и Маршалл дал отбой. Поначалу он чувствовал себя довольно глупо и даже несколько раз спросил себя, зачем ему вдруг понадобилась собака, но вскоре им исподволь овладело радостное возбуждение, и к вечеру Маршалл не находил себе места от волнения – точь-в-точь как человек, который после долгих колебаний решился наконец пойти на свидание вслепую.

На следующий день Маршалл и владелец щенка встретились на углу двух улиц. Сам Стэнли, конечно, тоже был здесь: сидя на тротуаре, он подозрительно рассматривал Маршалла, но по команде хозяина все-таки подал ему лапу. Более унылого выражения физиономии Маршалл не видел еще ни у кого, за исключением, быть может, себя.

После этого все трое отправились в парк на небольшую прогулку, где Стэнли показал себя превосходно воспитанной собакой. Он не тянул хозяина в кусты, а будучи спущен с поводка, не стремился удрать. Других собак он, похоже, даже побаивался, несмотря на свои довольно внушительные размеры. Стоило крошечному йоркширскому терьеру на него тявкнуть, как Стэнли тотчас метнулся назад и прижался к ногам хозяина.

– Он несколько трусоват, – признал хозяин, снова пристегивая Стэнли поводок. – Но я думаю, это возрастное. Все прививки у него есть. Убегать от вас он не должен, но если такое все-таки случится, у него есть и чип, и татуировка на животе, так что потерять его вы не потеряете. Кстати, он довольно породистый, но денег я за него не возьму – мне достаточно знать, что Стэнли попал в хорошие руки и что у него есть дом. Вы чем занимаетесь? – внезапно спросил он, бросая быстрый взгляд на неподвижно висящую левую руку Маршалла, и тому захотелось сказать, что на самом деле он – знаменитый питчер-правша нью-йоркский янки. Маршалл до сих пор чувствовал себя до жути неловко всякий раз, когда ему приходилось давать объяснения, что́ у него с рукой, справедливо полагая, что большинства задающих этот вопрос сие не касается.

– Я пенсионер, – коротко ответил он.

– Повезло же вам! – не без зависти заметил хозяин Стэнли. Сам он был еще довольно молодым человеком – всего на пару лет старше Маршалла, но выглядел нервным и издерганным. Похоже, ему подвернулась выгодная сделка или богатое наследство, но Маршалл поспешил развеять его иллюзии.

– Я бы так не сказал, – ответил он. – До недавнего времени я работал в Управлении по борьбе с наркотиками, но был вынужден уйти в отставку. Что касается моего намерения немного пожить во Франции… будем считать это частью моей реабилитационной программы.

– Извините, если я брякнул что-то не то, – спохватился владелец Стэнли. Он, очевидно, понял, что в отставку Маршалл ушел из-за руки, но у него хватило ума не пуститься в расспросы.

– Кстати, насчет Франции… Вы не в курсе, это очень сложно – вывезти собаку за границу?

– Нужна только справка от ветеринара, – пожал плечами его собеседник. – И собака должна быть чипированной, но чип у него уже есть, так что с этим проблем не будет. Французы вообще нормально относятся к собакам. Моя мать в свое время полтора года жила в Париже. У нее был французский бульдог, которого она всюду таскала с собой – даже в рестораны, и никто не сказал ей ни слова. Правда, Стэнли для ресторанов, пожалуй, великоват… – Он задумчиво посмотрел на пса. Стэнли и в самом деле был величиной чуть не с датского дога, но Маршаллу почему-то хотелось иметь именно большую собаку. И унылая морда Стэнли почему-то нравилась ему с каждой минутой все больше, и он подумал, что щенок сможет стать ему хорошим товарищем, способным скрасить длинные, одинокие ночи в чужой стране.