Река надежды - Мармен Соня

– Уходишь на охоту с рассветом? – спросил Александер, чтобы нарушить затянувшееся молчание.

– Как только встанет солнце.

Шотландец вынул из кармана куртки тяжелый кошель и бросил его на стол перед алгонкином.

– Это тебе.

Посмотрев на подарок, Нанатиш поджал губы и вздернул подбородок.

– Я не могу принять.

– Почему? Я хочу отблагодарить тебя за помощь.

– За помощь другу я не беру плату.

Какое-то время Александер молчал, потом потянулся было забрать деньги, но тут же передумал.

– Ладно! Если не хочешь брать деньги сам, отдай их кому-нибудь, кто в них нуждается, Жан. Может, Мари-Катрин Уабанангокве? У нее восемь детей. Думаю, она придумает, как ими распорядиться.

Алгонкин внимательно посмотрел на Александера своими черными глазами.

– Эти деньги были украдены у того торговца?

– У торговца? Кого ты имеешь в виду?

– В наших краях его называли Голландцем.

– Кто рассказал тебе, что у Голландца украли деньги?

Нанатиш потер лоб, отвел от лица волосы, все это время неотрывно глядя Александеру в глаза.

– Ты сам!

Александер вскинул брови.

– Я?

– Да, во сне.

Во сне… Да, это могло быть.

Это был не первый раз, когда Александер в бреду рассказывал о событиях своей жизни. Нанатиш посмотрел на кошель с деньгами и повторил вопрос:

– Эти деньги были украдены у того торговца?

– Нет, Жан, я не крал эти деньги! Голландец доверил их мне, чтобы они не попали в руки негодяям, которые намеревались использовать их во зло.

– И эти деньги ищет Этьен Лакруа, о котором ты рассказывал?

– Да. Он и еще многие другие, например Лавигёр.

– Я слышал об этом кладе от разных людей. Но все думали, что это пустая болтовня, легенда…

Алгонкин взял деньги со стола.

– Ладно! Беру для Мари-Катрин и ее детей!

– Ты – хороший человек, Жан Нанатиш. Друг, которого я никогда не забуду!

Нанатиш положил кошель в охотничью сумку и снова сел на стул перед Александером. Тот улыбнулся про себя – индеец старался скрыть свои чувства, но сейчас ему это удавалось плохо.

– Ты тоже, Александер, – проговорил он наконец. – Я видел, как ты вырыл сундук, там, в Ред-Ривер-Хилле. Услышал, как на рассвете ты встал, и пошел следом.

– Och!

– Мне было неспокойно. Если у человека мертвое сердце, он томится в живом теле…

Индеец внимательно посмотрел на собеседника, но дальше объяснять не стал. В то утро он испугался, что Александер может что-то с собой сделать, но стоит ли вспоминать об этом сегодня?

Александер мысленно признал его правоту. В тот момент ему и вправду хотелось покончить со всем раз и навсегда. Это желание обуревало его не впервые. В тот раз, когда он хотел совершить непоправимое, узнав о предательстве Изабель, ему помешал Колл. В Ред-Ривер-Хилле его словно бы удержала невидимая рука – он вспомнил, что его земные дела еще не закончены. Но вряд ли это была рука Господа. На протяжении всей жизни Всевышний не особенно внимал его мольбам…

– Ты прав, Жан! Но скажи, кому плохо оттого, если человек хочет умереть и не верит в Бога, который допускает в мире столько жестокости?

– Господь сотворил человека и дал ему орудия! Людям нужно научиться ими пользоваться и взращивать добро в своих душах!

– А как же те, кто умирает от руки «плохих земледельцев»?

– Господь дарует им вечный покой. Справедливость – не для нашего мира. Но она есть…

– Хотелось бы верить!

– Что ты намереваешься делать, когда найдешь детей?

Александер заглянул в кружку и немного помолчал. Он еще не думал, чем будет заниматься в ближайшем будущем. Единственное, что он твердо решил сделать, – это разыскать Этьена Лакруа и убить его. Но это может и подождать…

– Я хочу удостовериться, что мои сын и дочь живы и здоровы.

– А потом?

– Потом я вернусь в Шотландию.

Накануне Александер много размышлял, прежде чем принять это трудное решение. Он уже не так молод, пора решить все старые споры, забыть былые недоразумения. Нужно съездить в Батискан и повидаться с Джоном, потом – в Шотландию. По возвращении с родины можно будет заняться Этьеном. И, если все удастся, со спокойной душой смотреть, как растут дети… но смотреть издалека. Думая о Габриеле и Элизабет, он отдавал себе отчет в том, что не имеет на них прав, – их мать так и не стала его законной женой. Осознание этого факта тяжелым грузом лежало на сердце. Дочка еще очень маленькая, она его не запомнит, а сын… Что ж, лучшее, на что он мог надеяться, так это то, что Габриель будет вспоминать о нем как о добром друге.

Александер так стиснул кружку, что побелели пальцы. Индеец это заметил и нахмурился.

– У тебя еще есть время…

– Да. Надо еще раз все хорошо обдумать.

Шотландец отставил кружку в сторону и встал.

– Может, когда поживешь на родной земле, тебе станет легче. Если решишь вернуться, твои дети будут ждать тебя здесь. Твоя душа нуждается в совете старших, в их мудрости.

Александер подумал о бабке Кейтлин, о ее наставлениях. Нанатиш тоже встал, и друзья коротко обнялись. Слова были ни к чему.

– Я приеду с тобой повидаться, когда вернусь!

– Двери моего дома всегда для тебя открыты, друг! И поаккуратнее с ногой.

Шотландец усмехнулся, пытаясь скрыть волнение.

– Буду стараться. А что касается остатка тех денег…

– Я ничего не видел. Я вернулся и лег спать.

Улыбка исчезла с лица индейца, и на нем появилось озабоченное выражение. Александер знал, что у Жана полно проблем. Проживающие в миссии автохтоны пытались добиться от местных властей признания своего исконного права на земли предков. В последние годы их материальное положение неуклонно ухудшалось, но сульпицианцы категорически отказывались передать в их распоряжение ресурсы сеньории, дабы они могли его улучшить.

Ирокезы и алгонкины пытались отстоять свои права, совершая порой неправомерные действия. По их мнению, земли, которые сульпицианцы объявили своими, на самом деле принадлежали Всевышнему, а потому все люди могут ими пользоваться. Один индеец, пребывая в уверенности, что он хозяин своего имущества и может делать с ним все, что ему придет на ум, бросил вызов религиозным властям – продал свое жилище торговцу-англичанину. Монахи-сульпицианцы подали жалобу английским колониальным властям и выиграли дело. После Господа и во имя его они были названы правомочными владельцами земель в сеньории Де-Монтань, которые вольны ею распоряжаться и являются единственными управителями миссии, расположенной на этих землях. Таким образом, права индейцев на свои земли оказались попраны, и потому атмосфера в миссии стремительно накалялась. Александер понимал, что Жану Нанатишу это очень не нравится.

Александер вышел из трактира. Его уже дожидалось каноэ, которое должно было доставить его на причал Лашин.

В Монреале ему не составило труда узнать, что дом на улице Сен-Габриель в конце зимы приобрел владелец трактира мсье Дюлон. Что до нотариуса Гийо, то его новая контора располагалась в квартале Кот-дю-Сюд. А вот о судьбе Габриеля и Элизабет никто ничего не знал. И сколько он ни спрашивал в тавернах и трактирах, сведений о Мунро и Макиннисах тоже получить не удалось. Они словно бы растворились в воздухе. Но оставалось еще одно место, где он мог найти помощь: Батискан – там проживал Джон со своей семьей.

Прохожий больно толкнул Александера, и тот вынырнул из своих невеселых размышлений. Не слушая извинений, он открыл глаза и посмотрел по сторонам. Пастор-англичанин уже прочел молитву, и теперь все его семейство разбирало узлы, которые им предстояло нести. Управившись с этим, они вскоре скрылись за роскошным портшезом, возле которого топталась пара лакеев. К портшезу подошла черноволосая девушка и постучала в окошко. Показалось румяное лицо в окружении напудренных кудряшек, на которых криво сидела крошечная дамская треуголка. Дама принялась ругать девушку, молча теребившую в пальцах платочек.