Сергей Морозов - Офицер. Сильные впечатления

Он обнял ее, и она бессильно припала к его груди.

— Подумай сама, глупенькая, — продолжал он, гладя ее по волосам, — разве два человека могли бы соединиться и сделаться одной новой плотью, если бы они были одинаковыми? Я люблю тебя, потому что ты это ты, и я люблю тебя, как никого на свете не любил и не полюблю. Другой такой не найти.

— Наверное, я действительно глупая, — вздохнула Маша. — Я уже не понимаю ничего из того, что ты сказал, но мне так приятно это слышать…

Некоторое время она молчала, а потом вдруг спросила:

— Скажи, а ты ревновал бы меня к моим друзьям и моей работе?

— Нет, конечно, — не колеблясь ответил он. — Я же сказал, что ты — это часть меня. То, что радует и приносит удовольствие тебе, радует и меня.

Только в этот момент Маша поняла, что все, что он говорил в эту ночь и что вызывало у нее такую ярость и раздражение, на самом деле было и ее собственным пониманием того, что такое любовь.

И еще она подумала о том, что если вдруг потеряет его, то потеряет все.

Он нежно обнял ее, и она заснула спокойно, как никогда.

XXXVI

Маша не спала. По крайней мере, ей так казалось. Волк был рядом с ней, в ее московской квартире с окном в тихий зеленый переулок.

В шкафу лежали идеально сложенные и обрызганные духами наволочки и простыни. Повсюду царил абсолютный порядок. Мать была бы ею довольна.

Когда у изголовья раздался телефонный звонок, Маша открыла глаза и сняла трубку. Пространство, существовавшее во сне, без малейшего искажения или изъяна на ложи л ось на пространство, существовавшее наяву.

— Алло, — сказала она и услышала в трубке журчание горных рек.

— Я скучаю по тебе, — сказал он без всяких предисловий.

Она невольно шевельнулась, чтобы его обнять, но у нее в руке была лишь телефонная трубка.

— Я тоже скучаю.

— Мне кажется, что я встречался с тобой только в своих снах.

— Наверное, так оно и было… — прошептала она. — А ведь мы расстались только два дня назад. Это время проделывает такие жестокие фокусы. Минуты превратились в месяцы, а часы в годы.

— Хорошо еще, что не наоборот. Когда мы наконец встретимся, время пойдет чуть-чуть быстрее.

— Я буду делать новую программу, — робко сообщила Маша.

— Я знаю.

— Тебе известны планы нашего телеканала? — изумилась Маша. Ведь она сама узнала обо всем лишь накануне. — Ты знаешь о том, что планирует наше руководство?

Впрочем, что тут удивительного. Учитывая специфику ведомства, к которому он принадлежит, ей надо бы привыкнуть к подобной прозорливости и смириться с тем, что где-то рядом находятся информаторы. Система умерла. Да здравствует система…

— Это совсем не то, что ты думаешь, — усмехнулся он. — Я знаю тебя. Смешная ты все-таки! Разве ты забыла, что я могу читать твои мысли?.. — Думаю, — добавил он, — при желании ты могла бы делать то же самое.

Маша как наяву представила себе полковника Волка, который сидит сейчас у аппарата спецсвязи и покуривает свою черную трубочку. Знакомые нотки теплой иронии в его голосе наполнили ее такой любовью, что она непроизвольно сжала бедра.

— Да, да, — сказал он. — Именно так. Я думаю о нашей скорой встрече.

— Действительно, — согласилась она. — Не нужно пользоваться агентурными данными, чтобы догадаться о том, что в моих планах новая командировка…

— Все гораздо проще. Просто через два дня я на неделю прилетаю в Москву.

Маша даже взвизгнула от радости.

— Я тебя люблю, — услышала она его хрипловатый голос. — Может быть, и ты мне наконец признаешься в том же?

После того, как Маша успела признаться в своей любви к нему почти всем московским знакомым и даже маме, ей ничего не стоило повторить это по телефону.

— Я тебя люблю, — сказала она, чувствуя его в себе.

Если дело и дальше пойдет в этом направлении, то скоро непорочное зачатие не будет казаться ей такой уж фантастической возможностью.

— У тебя отпуск? — спросила она, чтобы, чего доброго, не доводить дело до мифологических развязок.

— Не совсем, — снова усмехнулся он. — Во-первых, мы должны подготовить для своего ведомства доклад, а во-вторых, есть шанс начать трехсторонние мирные переговоры.

— Но у тебя будет свободное время? — многозначительно прошептала Маша.

— Утро, вечер, ночь и, надеюсь, даже обеденные перерывы.

— Неужели ты будешь тратить их на еду?

— Только если ты заставишь меня достаточно проголодаться.

— Боюсь, я доведу тебя до такого истощения и сделаю таким голодным, что тебе захочется и меня съесть!

— Хорошо бы! — мечтательно произнес он.

— Я люблю тебя, — повторила она.

— Может быть, в конце концов, ты смиришься и с тем, что придется выйти замуж за военного?

— Ну нет! — воскликнула Маша не то шутливо, не то всерьез. — Я буду сопротивляться до последнего!

XXXVII

На следующий день с утра Маша окунулась в родной сумасшедший дом отдела новостей и уже через полчаса ей показалось, что она вообще никуда не уезжала.

Дежурные телефоны звонили непрерывно, а сотрудники сновали туда-сюда, как пчелки, приносящие в улей мед, — по капле, по крупице, по кусочку собирая информацию, которая должна была заполнить сегодняшний эфир. Несколько папок на столе секретаря на глазах распухали, по мере того как в них то и дело подкладывали листки со сводками новостей. Несколько факсов в дальнем углу обширного помещения трещали без умолку, и длинные ленты бумаги сползали в подставленные коробки. Все обилие информации должно было перерабатываться и переоформляться, чтобы в результате таинственных пертурбаций появилось то, что называлось выпуском новостей.

Столы сотрудников с раннего утра уже были заставлены чашками из-под кофе, стаканчиками из-под какао и вскрытыми пачками с печеньем и сухарями.

Маша тоже собиралась прийти на студию пораньше, чтобы зря не травить душу мыслями о Волке, который должен был прилететь в Москву лишь завтра. Ее задержал дома телефонный звонок сестры Кати, и она проговорила с сестрой часа полтора. Вернее, в основном, говорила только Катя, а Маша была вынуждена лишь слушать.

Катя была в слезах и в ужасном расстройстве из-за того, что им пришлось вернуться из отпуска обратно. Во-первых, и она, и дети умудрились попросту жаться по пути на банановые острова, а во-вторых, вместо обговоренного в путевках четырехзвездочного отеля их поселили в каком-то хлеву и за все норовили содрать деньги — за пляж, за экскурсии и т. д. Словом, пришлось вернуться, и отпуск, о котором они мечтали целый год, был безнадежно испорчен.