Эдна Барресс - Под рябиной

Она кивнула. «Son papa [8] приехать — назад…» — бабушка помахала рукой, обозначая прошлое. Я старалась понять. Отец Рикки вернулся сюда. Почему?

— Пьер, — она указала туда, где дедушка работал в саду. — Пьер есть-есть jardinier[9].

Садовник, так, это все, что я поняла. Я кивнула с надеждой. Но в конце концов Рикки пришел мне на помощь и объяснил смысл нашего разговора. Пьер в то время работал на полях, принадлежащих сельскохозяйственному колледжу. Отец Рикки приехал сюда учиться и снял комнату в семье Биву, а у них была дочь.

Бабушка переводила взгляд с одного на другого, затем улыбнулась, ударила в ладони и сказала с выражением: «L'amour!»[10]

Я тоже улыбнулась. Все это, конечно, было интересно, но мне-то хотелось знать, что же случилось с тем маленьким мальчиком в те месяцы, пока он жил со своей тетей в Англии, что до сих пор тенью проносилось в глазах взрослого мужчины.

Дни летели. Стояла теплая ранняя весна. Мы поехали в горы. Лежа в его объятиях, я слушала, как стрекочут цикады, смотрела на волны в заливе, мирные в солнечном свете. Мы бродили рука об руку по узким аллеям Bonnes les Mimosas, деревушке цветов, как говорилось в открытке, проехали вдоль бульваров, игровых площадок для богатых, перекусили в очень дорогом кафе — и все время смеялись.

— Я хочу показать тебе, где я работаю летом, — сказал мне однажды утром Рикки.

Мой визит подходил к концу, и я пребывала в меланхолии. Вчера он показался мне молчаливым, погруженным в себя, и перспектива возвращения домой, где меня ожидали спутанные обрывки нитей моей жизни, принимала все более угрожающие размеры с каждой минутой.

Сейчас он со мной не едет, а собирается только в мае. Ни о каких общих для нас планах не упомянул. Неужели это все? После чудесных теплых отношений в последние дни он стал другим — казалось, ему не по себе. А чего я хотела? Его стиль жизни не совпадал с моими планами на будущее, что же я так несчастна? У меня ведь был прекрасный отпуск, разве не так?

Мы направились в кемпинг, целый городок домиков-фургонов, расположенный на холме. Каждый автофургон стоял на своем выступе.

— Здесь я буду учить водному спорту, — Рикки указал на спортивный комплекс.

Собирался ли он сказать: «Приезжай ко мне сюда отдыхать?» Хотела ли я этого?

Он не сказал ничего, и мое настроение упало, я почувствовала горькое разочарование. Позже мы сидели в кафе на балкончике, и между нами лежала отчужденность. И вдруг как гром среди ясного неба — он попросил меня выйти за него замуж!

— Я встречал много женщин, — это то, что он в действительности сказал мне. — Но они для меня ничего не значили. Я не хочу потерять тебя.

Мне казалось, я схожу с ума.

— Ты что, делаешь мне предложение? — спросила я, не зная плакать мне или смеяться на этого нового, непредсказуемого Рикки.

— Да, — просто сказал он, и я увидела, что его темные глаза глядят очень-очень серьезно.

Во мне боролись противоречивые чувства. Нет, я не хотела связывать свою жизнь с человеком, который не знает сам, куда идет, который объездил почти все Средиземноморье, с кем я едва ли хоть раз серьезно разговаривала. Я не была уверена, хотел ли он семью, хотя и любил детей.

Я снова заглянула в его теплые темные глаза:

— Да, — прозвучало просто.

Конечно, потом мы говорили обо всем и ни о чем: поженимся осенью, летом Рикки будет много работать, зарабатывать и подкапливать деньги. Я тоже. Поженимся мы во Франции, проведем медовый месяц в Греции на вилле его друга Рене. Меня уносило на волне многообещающих планов. Но при всех радужных возможностях, которые открывались для меня, больше всего на свете, больше спокойной и надежной семейной жизни, я хотела сделать счастливым этого мужчину с иногда появляющейся тоскливой болью в глазах. Я любила его, когда он был охвачен мальчишеским энтузиазмом и мечтами о будущем лете. Я любила его серьезного, когда, хмурясь, он обговаривал необходимость найти постоянную работу на зиму. Я просто любила его.

Мы сидели, не желая возвращаться домой к бабушке и дедушке. Рикки обнял меня и вновь поцеловал, затем сказал: «У моего друга Рауля есть хорошенькое местечко ниже по побережью, за Фрежю. Там еще никого нет, мы могли бы провести последние дни у него, если ты не против посмотреть побережье».

Меня не просто спрашивали, хочу ли посмотреть побережье — я не была так уж наивна, — но в тот момент я не могла сказать «нет».

Дедушка с бабушкой были, возможно, не слишком в восторге, но довольны. Дедушка поцеловал меня и звучно шлепнул пониже спины. Бабушка кивнула, улыбаясь, и занялась ужином. Неужели им было не интересно знать, где мы будем жить, не потеряют ли они внука? Они казались такими флегматичными. Мимоходом я подумала об отце и Мхэр — и Шейле. Но у нас впереди оставалось еще пять замечательных дней.

И они вправду были замечательными. Впервые за всю свою жизнь я расслабилась, чувствовала себя счастливо и уверенно. И пусть жизнь не будет такой, какой я ее себе представляла, но я буду там, где захочет Рикки. И это будет и моим желанием тоже.

Странно: как только я оставила всякую надежду и отказалась от своей мечты, так судьба преподносит их прямо в руки.

— Та жизнь, которую я веду, не представляет собой ничего хорошего, — сказал Рикки в нашу последнюю ночь. Мы лежали на маленькой кровати. — Как сказал твой отец, я мог бы преподавать в Англии, как ты считаешь?

— Как ты захочешь. Я могу работать секретаршей где угодно.

Я смогла разглядеть, как его губы изогнулись в задиристой улыбке.

— Но тут еще и мое наследство, — сказал он. — Ну, а каков твой вклад в нашу семейную жизнь?

Вместо ответа я прижалась к нему. Такого откровения было достаточно. Мы были счастливы. О коттедже упомянули только раз по дороге домой в последнее утро.

— Итак, жди меня в мае, — сказал Рикки. — Мы поедем в Девон. Я покажу, где я провел несколько месяцев своего детства. У нас будет, о чем поговорить, какие решения принять.

Да, те месяцы…

— Неужели больше никого не было, например, родственников твоего отца? — спросила я, продолжая мысль.

Рикки пожал плечами:

— Полагаю, есть двоюродные. Живут где-то недалеко. Поверенный сказал, что никто прав не заявлял, я — ближайший наследник. Если бы меня не нашли, то коттедж перешел бы к ним. — Он задумался. — Кажется, кто-то и правда приходил, навещал нас тогда, но я ничего не могу вспомнить. — Он снова улыбнулся, и хмурая морщинка исчезла.

Я кивнула и откинулась на сиденье. Все эти забытые люди, что приходили с визитами, могли стать моими родственниками после нашей свадьбы. Я представляла их себе приятными, дружелюбными людьми, которые помнили мальчика, что гостил в коттедже, и с которыми я могла бы вести беседы…