Татьяна Устинова - Одна тень на двоих

Ознакомительный фрагмент

— Кофе брать? — осведомилась Марта.

— Ты же через полтора часа оголодаешь, — сказал Данилов, — так что бери.

— Можно подумать, что ты не оголодаешь, — фыркнула Марта.

Она налила в чайник воды, рассеянно сунула свою кружку в раковину и ушла в коридор.

— Данилов! — закричала она оттуда. — Можно я надену твою дубленку?

— Да! — крикнул в ответ Данилов.

Она вернулась и оттеснила его от кофейника.

— Я сама заварю. Иди собирайся.

Когда он вернулся — в другом кашемировом свитере и других брюках со стрелками, — она уже аккуратно поставила в рюкзак изящный серебряный термос, коробку с бутербродами, а сверху положила два. яблока.

— Еще салфетки, — распорядился Данилов. — И яблоки сунь в пакет.

— И так сойдет, — пробормотала Марта, но все-таки положила салфетки, прикрыв ими яблоки. — Хоть бы раз в жизни ты воздержался от замечаний!

Данилов промолчал. Он был уверен, что никаких замечаний и не делал.

Просто он любил, чтобы все было как следует. По правилам. Если постоянно следовать определенным правилам, можно в конце концов убедить себя, что живешь не зря.

— Данилов, купил бы ты себе солдатские башмаки в «Экко», — сказала Марта, глядя, как он обувается. — Ты что, в этих штиблетах в песок полезешь?

— Нет там никакого песка. Все уже построено, остались только отделочные работы. Ты сейчас все увидишь.

— А как это получилось, что тебе проект заказал Тимофей Кольцов?

Данилов распрямился, посмотрел на Марту и слегка улыбнулся.

— Я отличный архитектор. Да? Или нет?

— Д-да, — согласилась Марта с запинкой.

— Я профессионал и давно работаю. Его помощник позвонил мне, приехал и посмотрел мои дома. А потом перезвонила его жена. Катерина.

— Катерина? — переспросила Марта. — Что-то больно фамильярно, Данилов, особенно для тебя. Ты поосторожней, а то нежный муж закатает тебя в бетон и сбросит с Бруклинского моста.

— До Бруклина лететь далеко, — пробормотал Данилов.

— Ну, с Крымского.

На это Данилов ничего не ответил. Завязать с ним дискуссию было невозможно. Поругаться — никогда.

Он или замолкал, или отвечал с тихим и твердым терпением идиота.

Марта вздохнула. Его дубленка была ей не по росту и слишком широка, зато внутри она приятно пахла Даниловым — одеколоном, сигаретами и машиной.

Может, все-таки стоило вчера повеситься? Впрочем, сегодня тоже еще не поздно.

Снег все летел. В сыром и остром воздухе летела мелкая жесткая крупа, секла крыши машин, рассыпалась крохотными белыми шариками.

— Люблю ноябрь, — по дороге к машине сказала Марта, отчетливо клацая зубами, — лучше ничего не придумаешь. А, Данилов?

— Что?

— Ты любишь ноябрь?

Данилов подумал.

— Не особенно.

— А я — особенно! — объявила Марта и сунула замерзшую руку в его карман. В кармане было тепло и сухо, и совсем рядом было бедро Данилова. — Нет ничего лучше, чем двадцать четыре часа в сутки снег, холод и тьма.

Из сугроба, в который превратилась машина Данилова, выглядывали только колеса и два бампера — передний и задний.

— А где лопата, — спросила Марта и заглянула Данилову за спину, как будто в надежде увидеть там лопату, — или чем мы ее откапывать будем?

Данилов нажал кнопку на брелоке — сквозь снег желтым мигнули фары — и полез к водительской двери.

— Подожди, — велел он Марте, — постой там. Через некоторое время из-под снега раздалось негромкое, но бодрое урчание двигателя, откуда-то из района заднего бампера вырвалось облачко белого дыма, дернулись «дворники», обрушив снежные пласты с лобового стекла, и вдруг показались фары, как будто открылись глаза, и заднее стекло обнаружилось — машина старательно отряхивалась, как попавшая в лужу собака.

Марта полезла через сугроб, зачерпывая снег ботинками.

— Я бы выехал, — сказал Данилов недовольно, когда она плюхнулась на сиденье, — я же просил тебя подождать!

— Я замерзла.

Данилов моментально включил отопитель. Марта закатила глаза.

— Данилов, я не желаю, чтобы ты поминутно проявлял чудеса человечности и заботы. — Марта постучала ботинками по порожку, подтащила ноги и захлопнула дверь. — Я начинаю чувствовать себя инвалидом.

Он ничего не ответил, нашарил на полу элегантную немецкую щеточку, предназначенную для элегантного стряхивания с машины элегантного немецкого снега, вылез и стал разгребать ею утренний русский сугроб.

— Хочешь, я дам тебе чайную ложку? — предложила Марта, опустив стекло. — В рюкзаке есть, я захватила.

Данилов улыбнулся и покачал головой.

Ну конечно. Ей ни за что не удастся вывести его из себя, раз уж он решил из себя не выходить.

На морозе он казался очень смуглым и темноволосым. И почти столь же элегантным, как немецкая щеточка. Марта вполне понимала, почему помощник Тимофея Кольцова выбрал именно его — он выглядел так, как должен выглядеть процветающий первоклассный архитектор из модного московского журнала «Английский помещик». Непременный портрет в интерьере — Данилову больше всего подошел бы камин, сложенный из речного камня, неяркий ковер на плиточном полу, белая стена, широкое кресло, а ниже статейка под названием «Линии вашего дома — линии вашей судьбы».

Увидав такую статейку, Данилов бы точно повесился. От стыда.

Марта улыбнулась.

— Хватит, — в окошко сказала она Данилову, который тщательно скреб щеточкой по капоту, — сейчас на ходу все стряхнется. А что не стряхнется, то растает.

— А что не растает и не стряхнется?

— На то, значит, наплевать.

Данилов засмеялся, перестал скрести и сел в машину.

— Правда, холодно что-то сегодня. Зима скоро.

— Ты отстал от жизни, Данилов. Скоро лето, а зима уже сейчас. Слушай, а мы успеем вернуться до твоих бальных танцев?

— Начало в восемь, — сообщил Данилов, заставляя машину осторожно перевалить через сугроб, — конечно, успеем.

Он выбрался на дорогу, примерившись, поправил боковое зеркало и спросил, не глядя на Марту:

— Ты сегодня уедешь или опять останешься?

— Как я могу остаться, Данилов, если у тебя вечером романтическое свидание! Конечно, я уеду, ты не беспокойся.

— Я особенно не беспокоюсь, — заявил он холодно, — просто мне хотелось заранее знать о твоих планах.

— А нельзя словами сказать — уезжай, ты сегодня вечером будешь мне мешать?

— Ты никогда мне не мешаешь, но…

— Но тебе хотелось заранее знать о моих планах.

Что такое? Она вскипела, как турка с кофе, забытая на огне, — гнев мгновенно поднялся, перевалил через край, залил все вокруг, хотя ничего такого не произошло.