Карбоновое сердце - Марьяна Куприянова

– Нет, не уходи! – Сара схватила меня за штанину и потянула на себя. – Не оставляй меня. Прошу, – последнее слово практически шепотом.

Я сел на дорогу рядом с нею, аккуратно прижал к себе, понимая, что могут быть травмы, которые я пока что не вижу из-за одежды. Тут она начала совершенно пугающе захлебываться словами, слезами, пережитым страхом и болью. Ничто не могло ее успокоить, и я почти ничего не разобрал, пока она более-менее не пришла в себя. Хотелось верить, что мои объятия ускорили этот процесс.

– Я закрыла его внутри. Он, видимо, ждал, когда все уйдут, чтобы я осталась одна. Не пускал меня на Гранж Пул Драйв. Не пускал к тебе. Кажется, он хотел меня… Но… я сопротивлялась, и поэтому ему пришлось… Применять силу. – Она болезненно усмехнулась, и это привело меня в ужас.

– Что он сделал с тобой?..

– Я всадила ему в колено иглу для татуировок. Чтобы он не смог меня догнать. Выбежала и вызвала «Скорую». Минут пять назад.

– Ему?!

– Да.

– Лучше бы он сдох. Не зря я в тот раз ему рожу разбил. Недооценил угрозы. Надо было вообще в реанимацию отправить.

– Нет, – ухмыльнулась Сара, – надо было мне ему глаз выколоть. Я однажды это обещала…

– Как ты себя чувствуешь? Кости целы?

– Да… Он в основном по лицу бил, – тут она смолкла, задумалась, расширенными глазами посмотрела на меня, будто очнулась. – Чемпионат!

– С ним все в порядке.

– Почему ты не на Гранж Пул Драйв?! Гонка уже началась!

– Да и к черту ее.

– Что ты такое говоришь?! Это же кубок Дарта Хауэлла!

– Да зачем он мне, если ты в опасности?

– Но как ты понял, что надо приехать?

– Заметил, что тебя нет. Начал переживать. – Я тихонько прикоснулся к ее опухшей брови, Фрай скривилась и зашипела. – Затем увидел, что Патрика тоже нет. И мне стало не по себе. Ты не брала трубку, сколько бы я ни звонил.

– И бросил гонку? Ты должен был участвовать! Я справилась с ним.

– Не захотел. Без тебя все равно бы не выиграл. Думал бы не о трассе, а о том, почему ты не пришла, что случилось. Нервничал.

– Но ведь раньше ты выигрывал и без меня.

– Раньше мы с тобой… не были знакомы. Раньше я не был в тебя влюблен, Фрай.

Сара оказалась у меня на шее, я ощущал на коже ее кровь и слезы, спутанные волосы, пот. Всю ту невидимую грязь, которой подверг мою любимую женщину этот урод.

– Я так люблю тебя, Гектор! Как только увидела в тот день, не могла больше думать о ком-то другом. Я не нужна ни матери, ни отцу, ты все, что у меня есть.

Я не мог ничего ответить, слишком ненавидел себя за то, что не успел, не помог ей, когда она во мне нуждалась, не защитил… И этого уже ничем не исправить. Мне начали звонить с автодрома, но я не взял трубку и поставил телефон в режим полета. Теперь это не имело значения. Сегодня я научился мыслить и видеть гораздо шире, чем прежде.

Мы просто сидели и дожидались «Скорую», а вокруг не было ни души. Я слышал, как ревел вдалеке автодром. И впервые не придавал этому значения.

27. Пыль на ветру

– Он там, внутри. Нет, она с вами не поедет. Нет. Идите. Пока что я сам о ней позабочусь. У этого ублюдка игла в колене.

– Вы случайно не Гектор Соулрайд?..

– А внутри – Патрик Гинзли. Он напал на девушку и вынудил ее обороняться.

– Так, может, вызвать полицию?

– У нас есть несколько суток, насколько мне известно. Сейчас я хотел бы позаботиться о Саре. Этого я больше никому не могу доверить.

– Внутри есть камера. Мы недавно ее поставили. Расмус настоял, – сказала я, опираясь на руку Гектора. Ноги были слабыми и едва слушались, а голова кружилась.

Медики, совершив еще несколько попыток уговорить меня обследоваться немедленно, все-таки уступили и ушли, позаимствовав у меня ключ от помещения. Мы постояли еще немного, чтобы посмотреть, как Патрика вынесут на носилках. Гектор хотел увидеть страдание в его глазах, полное осознание произошедшего. Он желал бы сам причинить ему боль, но уже не мог. Я ведь, как оказалось, такая самостоятельная.

Гинзли посмотрел на нас и ничего не сказал. Я бы на его месте тоже промолчала. Когда у тебя в коленной чашечке сидит длинная игла, а брюки намокли от крови, тебе не очень-то хочется общаться. Как же он орал, когда я засадила ее, совсем неожиданно нащупав на столе, куда он бросил меня, словно тряпичную куклу. Как бы мне хотелось снова услышать этот вопль.

– Идем. – Гектор подхватил меня на руки, чтобы отнести в машину и положить на заднее сиденье, которое мне так неловко было пачкать.

Мне все еще не верилось, что Соулрайд находится здесь, рядом со мной, а не участвует в гонках, которыми грезил все время, что я его знаю. Нереальным казалось, что я так легко отделалась, хотя едва увидела Патрика на пороге салона, сразу подумала: невредимой отсюда не выйду. Слишком хорошо я знала это выражение лица – у дружков моего отца в тот вечер были те же самые ухмылки.

Восемьдесят пятый отвез меня домой, а Патрика увезли в госпиталь. Надеюсь, теперь он будет хромать до конца жизни и частенько вспоминать меня. За ошибки приходится платить.

По пути домой Гектор еще раз обстоятельно меня допросил: как все случилось, во сколько; почему в салоне не оказалось никого, кроме меня; где были остальные; что говорил Патрик; куда он бил и где меня трогал; до какой степени дошло его стремление меня изнасиловать; как я себя чувствую сейчас; не хочу ли пройти рентген и проверить, нет ли сломанных костей или трещин…

Я слушала радио – там на пределе слышимости пели Kansas – «Dust In The Wind» – и отвечала все более неохотно. Я ощущала себя разбитой, вывернутой наизнанку, истощенной. Меня клонило в сон. Может быть, у меня даже легкое сотрясение, но совершенно не хотелось со всем этим сейчас разбираться, и я надеялась, Гектор позаботится обо мне, ведь он наверняка имел дело и не с такими травмами.

Ужас, пережитый во время схватки с Гинзли, постепенно выветривался. Я взглянула на Гектора, чтобы сказать ему, как мне хочется спать, и что я устала отвечать на вопросы, и