Дороти Иден - В ожидании Виллы

Но слишком мало для такого доброго и надежного мужчины, подумала Грейс не без сожаления.

— Она вам не рассказывала, что беременна?

Это сообщение его потрясло. Он уставился на Грейс сквозь толстые стекла, горло его, казалось, сдавила судорога.

— Вы уверены? — выдавил он наконец после паузы.

— Синклеры думают, что это так.

Он порывисто подался вперед.

— Так это же прекрасный финал для всех ее злоключений! Радуйтесь и ждите, когда она вернется вместе с мужем, неважно, как его зовут — Густав, Якоб, — как бы ни звали.

— А вы, вы тоже будете радоваться? — иронически спросила Грейс.

— И я. Почему бы нет? Какой смысл сожалеть о том, что все равно не могло сбыться?

Польсон наполнил свою рюмку и выпил.

Какая бестактность с моей стороны были все эти дурацкие вопросы! — удрученно подумала она.

Польсон смотрел на нее с полным безразличием, совершенно спокойно. Но этому спокойствию Грейс не верила. Ею вдруг овладело непреодолимое желание подойти к нему и сесть рядом, обнять и прижать его к себе, приникнуть головой к его плечу.

— Она была моим другом, — мрачно заключил Польсон. — Хорошим другом. — Осторожно поставив рюмку на пол, он, согнувшись, уткнулся лицом в колени.

Понимая, что ей не найти нужных слов, чтобы облегчить ему боль, Грейс решила не трогать его больше. Она смотрела и ждала, когда он сам справится с постигшим его разочарованием. Наконец он поднялся и протяжно вздохнул.

— Со мной все в порядке, — сказал он, твердой походкой направляясь к двери. — Увидимся завтра?

— Увидимся, — ответила Грейс неохотно, просто чтобы хоть что-то сказать. Ей не хотелось, чтобы он сейчас уходил.

Когда она осталась одна, Грейс снова принялась за поиски дневника, вспомнив, что именно за этим занятием застал ее два часа назад Польсон.

Наконец она нашла тетрадь в совершенно невероятном, но вполне в духе Виллы месте. В клетке оказалось двойное дно. И там — дневник. Может, для этого Вилла и купила клетку?

Когда Грейс увидела дневник, сердце ее забилось. Сейчас она раскроет эту тайну.

За окном поднялся ветер, он выл, дул и лез в комнату. Грейс включила отопление, опасаясь за цветы в горшках. Она и не предполагала, что может быть так холодно. Порывы ветра надували шторы на окнах.

Грейс оставила только светильник возле кресла, села и погрузилась в чтение.

Через два с половиной часа она закрыла тетрадь и потерла уставшие глаза. В комнате было тепло, ветер стих. Он уже не выл, как волки, как написала в одном месте Вилла. Было много и других выражений: «Все эти темные деревья, этот дождь, стучащий по крыше, сводят меня с ума…»

Так она писала в конце сентября. Редкие всплески веселья попали на страницы, только когда Вилла описывала вечеринку, ради которой покрасила волосы в канареечный цвет. Но что касается действительно серьезных фактов, в дневнике их не было. Может, они закодированы? Предложения начинались так, будто дальше должно идти еще что-то важное, но нет, слова как бы укрывались в тайне.

«Ходили в замок Гипсхолм. Видели портрет Густава IV. Сказала ему, что он похож на него и что всегда буду звать его Густав…»

Ему. Кому это? Грейс чуть не плакала от разочарования. Описание фру Линдстром: «Эта подглядывающая Томасина внизу». И Польсон: «Этот гигант на чердаке с его шнапсом и старым древним томатным напитком…»

Комментарии о работе в посольстве: «Я хотела бы, чтобы Питер не бесился, когда я ошибаюсь. У него совсем нет терпения». И потом: «В этом месте полно волков». Но что за место имелось в виду — неясно.

Были строчки насчет Кейт Синклер и ее детей: «Кейт говорит, что я рассказываю истории, после которых их мучают ночные кошмары. Не могу ли я про что-то другое, а не только про темные леса?..» А потом вот такое место: «Дом с маленьким золотым драконом на дверном молотке. Так не похоже на строгих шведов». И потом неожиданное: «Ненавижу эти унылые кладбища с высокими деревьями».

Грейс заинтересовал король с двумя королевами. Хотя опять — черт побери — Вилла не объясняет, что имеется в виду. Потом еще одно упоминание о королях: «Бедная королева, которую держат на чердаке!»

После всех этих отрывочных записей пошел более связный текст: «Бейки пригласили меня на уикэнд. Дом у озера, темные обои, темные картины, кружевная занавеска, духота. Папа Бейк все время наблюдает за мной. Мама очень толстая, у нее руки, как маленькие белые подушечки. Ульрике не нравится, что я нравлюсь Свену. Она слишком хозяйка, слишком собственница. Я так и вижу их обоих в темном Стриндберговском доме…»

Свен. Может, он Густав?

Но это записано в августе. Дальше нет упоминания об уик-энде у Бейков. И еще: «Густаву не нравится мой новый цвет волос. Он говорит, что я слишком бросаюсь в глаза». Судя по всему, она поменяла цвет не из-за него.

Было написано и о бесконечных темно-красных и цвета горчицы домах. «Когда у меня будет собственный дом, я покрашу его в розовый цвет». И затем: «Аксель с его неподвижным взглядом» и «Якоб не недооценивает. Эти тихие люди…»

Предпоследняя запись была такая: «Я должна купить канарейку. А то здесь слишком уж тихо». И самая последняя, две недели назад, очень загадочная: «Уже пора уходить. Надеюсь, это получится незаметно. Иначе сможем ли мы когда-нибудь вернуться?»

Глава 4

Грейс перехватила Польсона прежде, чем он успел уйти в университет. Она услышала его шаги на лестнице.

— Вы можете уделить мне минутку?

Он посмотрел на нее серьезно и задумчиво.

— Вчера вечером я сделала открытие.

— И какое? — Его глаза блестели за толстыми стеклами.

— Нашла дневник Виллы.

— Он как-то успокоил вас?

Грейс с отчаянием покачала головой.

— Я почти не спала в эту ночь. Наверное, снова даю волю воображению, но уверена, что это не просто воображение. Я слишком хорошо знаю Виллу. С ней что-то случилось. Но что? Она, видимо, боялась написать открыто.

— Грейс, дайте мне его посмотреть. — Он взял ее за руку и немного больно сжал ее своей сильной рукой. — Я был ее другом. Если она в беде, я хочу ей помочь. Так же сильно, как и вы. Если вы намерены отказать мне в этом, тогда до свидания. До сви-да-ния!

И стал спускаться вниз, но на этот раз Грейс сама схватила его за руку.

— Когда вы вернетесь?

— Только вечером, к сожалению.

— Я должна пойти на вечеринку к Синклерам.

— Тогда не задерживайтесь, возвращайтесь домой, и мы поговорим.

Грейс кивнула. Ей стало легче. Ночь была ужасная, полная кошмаров, в которых она слышала даже вой волков. Но восход был какой-то волшебный, сияющий, розовый над совершенно тихим городом, и она вздрогнула, подойдя к окну. Теплый сверкающий розовый отблеск на небе — обман; все было холодное, как лед.