Ирина Арбенина - За милых дам

Судя по всему, пропажа не произвела на женщину особого впечатления. И вдохновленный Кермаль продолжал свои наблюдения, а иногда и производил вечерние, с фонариком, обыски… Правда, ему больше не везло.

Нынче, вернувшись после обеденного перерыва, Кермаль сразу увидел, что снег вокруг виллы, обычно нетронутый (безалаберная хозяйка не утруждала себя приглашением дворников), утоптан и взрыт, особенно возле поленницы… Говорят, что бомба не попадает дважды в одну воронку, но надежда во второй раз найти изумруд на одном и том же месте была сильнее сомнений. Кермаль призвал на помощь своего Аллаха — ему ясно чудилось, что рядом с поленницей что-то поблескивает. Жадность обостряла и без того уникальное зрение турка. Кермалю даже показалось, что это часы. В таком доме дешевых часов не носят…

И вечером Кермаль достал заветный, приносящий ему удачу электрический фонарик.

Запекшаяся кровь стягивала кожу, и сначала Аня посчитала, что это к лучшему — значит, кровь остановилась, и она не истечет кровью в этой глубочайшей тьме… Стянутая кожа на лице причиняла невероятную боль, и Анна постепенно, по мере того как сознание возвращалось к ней, поняла, что такую боль причиняет пластырь, которым залеплены глаза и рот… Больше всего ее испугала почему-то мысль о том, как она будет этот пластырь снимать. Все равно что сдергивать засохшую кровавую корку с открытой раны! Что будет с глазами?!

Вместе с вернувшимся сознанием восстанавливалась и картина того, что произошло. Она, как сон, вспомнила неожиданный крик Марины: «Фас!» Появление Марины поразило ее тогда, и это краткое замешательство оказалось роковым… Стремительный прыжок «доброго друга» Лорда, обрушившийся на голову удар, пока она старалась защитить горло от зубов овчарки… И вдруг она поняла, что самое страшное отнюдь не пластырь… Возможно, снимать его и не придется — она так и помрет в этой темноте, и глаза покойнице закрывать не понадобится — они уже закрыты.

Даже если ее не добьет Ревич, она умрет от холода. Из-за этого нестерпимого холода Анна и очнулась… Но, судя по всему, этот холод быстро отправит ее в лучший мир… Анна попробовала пошевелиться, но она могла лишь перекатываться, передвигаться какими-то змеиными движениями, извиваясь всем телом. И при этом на нее то и дело что-то обрушивалось…

Судя по ощущениям, это что-то, к счастью, не было шкафом или гантелями… Маленький подарок судьбы. Правда, очень маленький… Передвигаться в таком режиме с заклеенными пластырем глазами было крайне трудно, а главное, бессмысленно. Она не знала, в каком направлении двигаться.

Где она? По холоду и падающим предметам Анна поняла, что ее затащили в садовый домик, а падает при ее малейшей попытке движения сваленная там грудой плетеная мебель…

Смирившись, она затихла. Темнота, холод и абсолютная тишина… словно она, еще живая, уже была в гробу.

И в этой абсолютной тишине она вдруг услыхала сквозь тонкие летние стены теремка скрип снега и шаги… За стеной кто-то топтался… Человек. Не животное, не собака и уж тем более не кошка…

Времени для раздумий не было ни минуты… Если эта дрянь Ревич пришла разделаться с ней — тем лучше, пусть встреча произойдет поскорее… Если это Волкова, пусть услышит, увидит, что с ней случилось. А если же это случайный человек, вор, например? Какое это было бы счастье, она страстно мечтала встретиться с этим грабителем… Хотя откуда они в Стародубском?! Действовать следовало немедленно. Самое страшное, если вор испугается и убежит.

Перекатываясь и извиваясь, Анна двинулась в ту сторону, откуда по полу тянуло морозным сквозняком. Там дверь! Если дверь заперта или открывается внутрь, она пропала… Добравшись (еще один маленький подарок — теремок был крошечным) до спасительной щели — источника сквозняка и изогнувшись по-змеиному, Анна рывком бросила свое натренированное спортивное тело вперед…

Дверь не была заперта! Она легко подалась… И Анюта, вывалившись наполовину наружу, уткнулась лицом в снег.

Мыча и дергаясь, она «звала» на помощь того, кого не видела… Возможно, испуганный вор давно убежал, и рядом никого уже не было… Может быть, рядом стояла Ревич… Но Анне было уже все равно… Только бы перестать корчиться в этой темноте, увидеть хоть что-нибудь… Пусть даже это будет лицо ее убийцы.

Такого потрясения Кермаль не испытал еще ни разу в жизни. По остроте ощущений это происшествие не шло ни в какое сравнение даже с находкой на этом же самом месте прекрасного изумруда. От испуга и неожиданности турок не мог двинуться с места.

Десять минут назад он перепрыгнул через забор… Крадучись, подошел к поленнице, включил фонарик… И в ту же минуту внутри домика раздался такой страшный грохот, что стекла задрожали… А когда этот грохот так же внезапно оборвался, к ногам остолбеневшего турка вывалился из распахнувшейся двери домика связанный человек…

Человек мычал и дергался у ног Кермаля. Грохот, испугавший Кермаля, не повторялся, вокруг все было спокойно. И понемногу до турка дошло, что извивающийся перед ним на снегу человек беспомощен! Этот человек не может Кермаля связать, схватить, отвести к охранникам… И можно уносить ноги! Однако ноги не слушались Кермаля — они были как ватные…

И вместо того, чтобы бежать, Кермаль обессиленно опустился рядом с корчившимся человеком.

Его предки не были жестокосердыми янычарами. Кермаля воспитывала самая добрая женщина на свете — его мать, ради которой он и поехал в Россию на заработки, ради нее он продолжал поиски на снегу, опасаясь позора и наказания.

Голова связанного человека была окровавлена и разбита… Светлые длинные волосы рассыпались по снегу. Это была девушка… Ее глаза и рот были залеплены пластырем…

Анюта сжалась, чтобы не закричать от боли и не спугнуть прерывисто дышавшего рядом с ней человека.

Она чувствовала по запаху лука и пота, что это не женщина, во всяком случае, не одна из обитательниц этого дома, от которых исходили совсем иные ароматы. Кермаль протянул дрожащую руку и оторвал пластырь с ее глаз.

Резкая мгновенная боль, и Анна увидела в свете фонарика, что перед ней на корточках сидел смуглый испуганный человечек, сотрясаемый мелкой дрожью… «Турок! Рабочий… как же повезло! Судьба продолжает делать небольшие подарки…»

Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза.

— Я пошель… — наконец неуверенно произнес турок.

Аня замотала головой.

Турок понял: дрожа, потянул за пластырь, которым был по-прежнему залеплен ее рот…

— Я пошель, — настаивал на своем незнакомец, оторвав пластырь.