Карен Робардс - Однажды летом

— Рейчел? — Его губы очерчивали поцелуями линию ее подбородка, в то время как руки уже расстегивали крохотные пуговки на платье и развязывали пояс.

— Да? — Она пыталась, хотя и безуспешно, справиться с узлом его шелкового галстука. Как он умудрился завязать его? Ей казалось, что и вечности не хватит, чтобы ослабить этот узел.

— Ты хочешь иметь детей?

Ее сознание, уже затуманенное страстью, на мгновение прояснилось.

— Да, очень. А что?

— Хорошо. — Он улыбнулся, стаскивая с нее платье. — Я ненавижу презервативы.

Он небрежно отбросил в сторону платье. Рейчел с некоторым сожалением проводила взглядом свой роскошный наряд, но Джонни уже ловко стягивал с нее рваные колготки. Наконец, оставшись только в девственно-белых лифчике и трусиках, она встретила его горящий пристальный взгляд и поняла, что уже ничто на свете не имеет смысла; кроме этого мужчины и чувств, которые он рождал в ней.

— Какое красивое белье.

— Спасибо.

— Кружево, шелк и жемчуг. Не видел ничего прекраснее.

— Я думала, тебе больше нравится, когда я без белья.

— Ну да, — лениво усмехнулся Джонни, — это почти так же красиво.

Его рука легла на кружевную, расшитую жемчугом, чашечку лифчика, а губы отыскали ее рот. Рейчел почувствовала, как требовательное прикосновение его языка пронзило ее сладкой болью. Соски напряглись в ожидании ласки. Знакомая тянущая боль в пояснице заставила ее оторваться от его губ.

— Подожди, — шепнула она.

— Мм. — Он смотрел на ее голые ноги с шелковистой кожей, выделявшиеся на темно-синей ткани его шерстяных брюк. Этот контраст между женственностью и мужественностью явно возбуждал Джонни. Жестом собственника он скользнул рукой по внутренней части ее бедра. Рейчел инстинктивно раздвинула ноги, но вдруг резко соединила их и соскочила с его колен.

— Веди себя прилично, — сказала она, когда он потянулся, чтобы вернуть ее на место. Легонько оттолкнув его, она встала перед ним на колени и расстегнула молнию брюк.

— Рейчел… — Он запнулся, а ее нежные пальцы нащупали то, что искали, и извлекли на поверхность.

— Шшш. — Она наклонилась и кончиком языка коснулась его пениса. Прикосновение было легким, даже игривым, но Джонни задохнулся от восторга.

— О да, — пробормотал он, когда пенис погрузился в ее жадный рот. Джонни напрягся, откинулся назад и обхватил ладонями голову Рейчел, направляя ее движения.

— Тетя Рейчел!

Крик не сразу дошел до сознания.

— О Боже! — застонал Джонни, и его пальцы, словно протестуя против вмешательства, глубже впились в ее волосы. — Только не сейчас!

— Что?.. — Рейчел подняла голову. Она была как в дурмане, совершенно не ориентируясь в происходящем.

— Тетя Рейчел!

— Лорен! — прошептала она, резко отпрянув, словно обжегшись. Какое-то мгновение они недоуменно смотрели друг на друга. Потом Рейчел в безумном порыве кинулась собирать разбросанную одежду.

Оглянувшись, она увидела, что Джонни, которому гораздо легче было принять респектабельный вид, с усмешкой наблюдает за ее суетливыми движениями.

— Какая чудная попка, — произнес он.

— Тетя Рейчел! — Крик раздавался где-то поблизости. Суматошно натягивая рваные колготки, Рейчел затравленно взглянула на Джонни.

— Спустись вниз и отведи ее, — прошептала она.

— Хорошо. — Все с той же нахальной ухмылкой он оставил Рейчел наедине с ее трудно разрешимыми проблемами и вылез из дупла. Рейчел, застегивая платье, расслышала, как он непринужденно приветствует Лорен. Потом до нее донеслись их приглушенные голоса.

Она как раз обувалась, когда наверху показалась голова Джонни.

— Оделась? — спросил он, но что-то в его голосе заставило ее насторожиться.

— Что-нибудь случилось?

— Надевай вторую туфлю и спускайся.

— Джонни…

Но он уже исчез. Рейчел знала, что случилась беда, и, наспех обувшись, бросилась вслед за Джонни. Уже у самой земли она почувствовала, как подхватили ее сильные руки Джонни, и тут же обернулась к нему. То, что она прочла в его глазах, напугало ее.

— Что? — тихо спросила Рейчел.

— Твой отец. Похоже, у него был сердечный приступ. Уже вызвали неотложку.

Он поддерживал ее под руку, когда она, спотыкаясь, то ли бежала, то ли летела к дому, Только эта опора и помогала ей держаться на ногах.

46

— Джереми.

Опять… этот голос. Тихий, пугающий, зовущий. Джереми, свернувшийся калачиком в холодной темнице, содрогнулся. Он не знал, сколько часов, дней и ночей провел в заточении. Ему казалось, что большую часть времени он спал. Но даже во сне слышал этот голос.

— Джереми.

Опять. Ему хотелось кричать, плакать, но он слишком боялся издавать звуки. Его мучили голод и жажда, и еще хотелось писать, но все эти желания тонули в страхе.

В темноте кто-то притаился.

— Двигайся, Джереми. Ты должен двигаться.

— Мама? — Это был не крик, всего лишь писк, но Джереми невольно сжался в ожидании удара. Мама умерла. Голос, который он слышал, не мог принадлежать ей. Кто-то вновь хочет подшутить над ним как в тот, первый раз.

— Шевелись, Джереми.

Но голос был очень похож на мамин. У Джереми задрожала губа. Ему так хотелось, чтобы это была мама. Может, она пришла, чтобы быть рядом с ним в час его смерти.

Он не хотел умирать. Ему было очень страшно умирать.

— Встань, Джереми.

Голос был настойчивым, и Джереми вдруг подумал, не звучит ли он в голове. Голова болела и пульсировала и вообще казалась огромной и распухшей, как тыква. Может, мамин голос доносился из его головы?

Джереми открыл глаза и попытался сесть. Но его тошнило, мучила слабость. Голова болела и живот тоже, а руки и ноги отяжелели и налились свинцом. Вокруг все было черно, черно и холодно, и еще эта темнота источала зловоние.

Может, он был в могиле?

При мысли об этом дыхание мальчика участилось. На какое-то мгновение его охватила паника. Но ему все-таки удалось взять себя в руки, и он даже сообразил, что для могилы пространство слишком велико. Да и не могли же его захоронить живым.

По крайней мере он так думал. Но и думать было больно.

— Прячься, Джереми! — завопил голос.

Джереми хотел крикнуть в ответ, но какой-то скрежет, раздавшийся в этот миг, заставил его закрыть рот, и вновь подступил страх.

Мальчик вскарабкался на четвереньки и уперся, как ему показалось, в каменную стену — склизкую, грязную и холодную. Собравшись с силами, он пополз как мог быстрее, пытаясь убежать от этого жуткого скрежета. Проблеск света — нет, пожалуй, это чуть рассеялась тьма — позволил ему разглядеть, что каменная стена на самом деле была глыбой фута четыре в высоту и около трех в ширину, и он сообразил, что сможет спрятаться за ней.