Карен Робардс - Никому не говори…

Сам Мэтт ставил на последний вариант. В его пользу говорила и статистика: жертва обычно знает своего убийцу.

Значит, это был плотный светловолосый мужчина со светло-голубыми глазами, ростом около ста восьмидесяти сантиметров, которого без маски могли бы узнать Карли, Сандра или случайный прохожий.

Конечно, еще одной уликой были рана и обильные следы крови, оставленные нападавшим на месте преступления. Следовало сказать «браво, Карли». Она была бойцом от рождения; ее воинственному духу позавидовал бы любой мальчишка.

Они известили все окрестные больницы на случай, если туда придет человек с раной на ноге, которая могла быть нанесена зазубренным осколком стекла. Что же касается самой крови, то в ней недостатка не было. Мэтт уже определил ее группу: нулевая, как у половины населения США. Проку от этого было немного. Разве что совпадет ДНК…

Следы крови — спасибо собакам Билли Тайнена — привели Мэтта к месту, где было припарковано транспортное средство преступника. Похоже, это был грузовик с приводом на все четыре колеса, потому что место было отдаленное от дороги и труднодоступное. Но здесь таких машин было навалом. Попытки найти на месте преступления отпечатки шин или какую-нибудь другую важную улику оказались безрезультатными.

Четвертой ниточкой был след ноги. Когда Мэтт ворвался в переднюю дверь, преступник выскочил в заднюю. Однако малому пришлось обогнуть дом; в спешке он споткнулся о ведро с красной смолой, которой Карли мазала крышу, наступил в жидкость и оставил отчетливый отпечаток. Сегодня Мэтт сделал с этого отпечатка гипсовый слепок и собирался изучить его.

Пятая ниточка была последней по счету, но не по значению. Носовой платок. Гладкий белый мужской платок, видимо, пропитанный чем-то вроде хлороформа; преступник воспользовался им, чтобы усыпить Сандру, потерявшую сознание после удара по голове. Ублюдок пытался сделать то же самое с Карли, но куда менее успешно. Мерзавец уронил платок, когда Карли ударила его осколком стакана по ноге.

Платок тоже нужно было исследовать и выяснить, какой жидкостью пользовался преступник. У Мэтта были некоторые предположения на этот счет, однако для верности следовало дождаться ответа из лаборатории.

Но самым ценным в платке было то, что на нем имелись…

Ночь раскололась от крика. Крика испуганной женщины, эхом отразившегося от стен и возбудившего все нервные окончания Мэтта. Карли! Он понял это еще до того, как соскочил с дивана и понесся по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Страх добавил ему прыти. Сердце колотилось. Во рту пересохло.

Истерически залаяла собака, и от этого лая на ногах Мэтта выросли крылья.

О господи, неужели этот ублюдок сумел еще раз пробраться к ней?

Мэтт вспомнил, что не. взял с собой револьвера. И понял, что оружие ему не потребуется. Если убийца действительно там, он, Мэтт, задушит его голыми руками.

И получит от этого величайшее наслаждение.

Конверс ворвался в спальню как регбист, преодолевающий последний метр перед зачетным полем. Дверь отлетела в сторону. Карли сидела на кровати и кричала. Ее огромные глаза блестели в свете, пробивавшемся из полуоткрытой двери ванной. Проклятая собака с лаем устремилась к нему, норовя тяпнуть за голую лодыжку. Мэтт уклонился, зажег свет, крикнул «фу, Энни!» и увидел, как кот, совершив прыжок, который сделал бы честь олимпийскому чемпиону по гимнастике, приземлился на спинку кресла.

Эхо криков еще звучало в воздухе, но Мэтт уже обнаружил, что в комнате нет никого, кроме Карли и его самого.

— Молчать, Энни, — сказал он собаке. Та попятилась, продолжая лаять, но, к удивлению Мэтта, быстро умолкла, видимо, узнав в нем друга.

Он стоял в середине комнаты, тяжело дыша, стараясь справиться с сердцебиением, и следил за тем, как Карли приходит в себя. Все было ясно.

— Мэтт… — срывающимся голосом произнесла она, и тут в комнату влетели все три девицы, ахая и восклицая:

— Мэтт, что случилось?

— Карли, ты в порядке?

— Кто-то пытался забраться в дом?

Мэтт повернулся и покачал головой. На одной была короткая ночная рубашка, на другой — длинная майка, на третьей — пижама. Лисса накрутила волосы на бигуди; Дани собрала свои в конский хвост, чтобы выпрямить; лицо Эрин блестело от крема.

Сестры уставились на него, открыв рот. На их лицах были написаны удивление и веселое любопытство. Мэтт понял, что стоит в одном белье, и нахмурился.

— Прошу прощения. Мне приснился дурной сон, — еле слышно пролепетала за его спиной Карли. Мэтт понял, что она обращается к сестрам.

— О'кей, я сам займусь этим. Брысь отсюда, — сказал Мэтт и грозно шагнул к ним. Нахалки только улыбнулись в ответ. Они продолжали лукаво улыбаться даже тогда, когда Мэтт заставил сестер попятиться, закрыл дверь у них перед носом и надежно запер ее. О господи, за что ему такое наказание?

Потом он повернулся к Карли. Та была белой как полотно — точнее, бесцветной, и Мэтт понял, что она еще не пришла в себя. Ее волосы напоминали спутанную львиную гриву, вокруг лица вились светлые спирали. Кукольные голубые глаза были широко открыты, губы дрожали. Она сидела прямо, маленькая, беззащитная и очень женственная. Мэтт видел только ее розовый топ, потому что все остальное прикрывала скомканная простыня. Плечо заклеивал большой кусок пластыря телесного цвета, левая ладонь была замотана белым бинтом.

При воспоминании о том, как близка она была к смерти, у Мэтта свело живот.

Конверс прошел по ковру, выключил верхний свет, инстинктивно напрягся, когда Карли, оказавшись в темноте, негромко ахнула, затем подошел к ванной, выключил свет и там, вернулся к кровати, поправил простыню и сел рядом с Карли.

Она прижалась к нему, издав негромкий стон, от которого у Мэтта сжалось сердце. Он положил под голову подушку, лег на спину, привлек к себе Карли и обнял ее. Она положила голову ему на плечо и обвила его рукой.

Она снова пахла его мылом. Но уже не «Ирландской весной». Он сменил сорт, потому что каждый раз возбуждаться в душе было, мягко говоря, не очень удобно. Теперь она пахла «Изюминкой». Он понял, что мыло придется менять снова.

— Расскажешь? — спросил Мэтт в темноте. Она вздрогнула.

— Ладно, — сказал он, остро ощущая тепло прижавшегося к нему тела. Но это была Карли, раненая, испуганная, нуждавшаяся в нем, так что думать о сексе не приходилось. Во всяком случае, сегодня. — Можем сыграть в «угадайку». Это был один из твоих старых кошмаров или новый?

— Глаза, — снова вздрогнув, сказала она. — Мне снились его глаза. Они смотрели на меня. А потом мне приснился Дом.

Мэтт без труда догадался, что эти глаза принадлежали ублюдку, который напал на нее. Вспомнив, что чуть не потерял Карли, он крепче прижал ее к себе, и она доверчиво прильнула к нему. Он всегда забывал, какая она маленькая, но в такой позе не заметить этого было невозможно. Ступни Карли едва достигали его лодыжек, тело казалось невесомым, но было таким нежным, жарким и женственным, что…