Фиалок в Ницце больше нет - Антон Валерьевич Леонтьев

Дверь ему открыла величественная дама, опирающаяся на трость и облаченная в старомодное платье и в пенсне.

Знал бы он, как чесались волосы под жутким париком и как было неудобно в платье с корсетом: зато, если что, никто и никогда не узнает в этой почтенной грузной даме Сашу Каблукову! А с экипировкой помогли театральные друзья-костюмеры.

– О, месье Леруа, как я рада, что вы пришли! Вы ведь знали моего покойного супруга-графа?

– Увы, мадам, не имел чести, – ответил месье Леруа, – но род Монткада, конечно же, славен многими своими замечательными представителями. Вы из барселонской ветви?

Он отметил про себя, что по-французски испанская (каталонская!) графиня говорила совершенно свободно, но с легким, еле уловимым акцентом.

– Из таррагонской, месье! Хотя и живу, действительно, в Барселоне, но чего по любви не сделаешь. С барселонцами я, однако, не якшаюсь, вражда идет еще с семейной ссоры по причине графского патента папы Каликста Третьего, первого из Борджиа на престоле святого Петра, с которым, кстати, мы состоим в крайне отдаленном родстве по линии моей матушки. Вы же знаете эту историю?

Месье Леруа не знал, но был рад услышать.

– С жиронцами мы ладим, но тоже не так чтобы очень. Но таррагонская ветвь, месье, самая старшая и главная. Хотя барселонцы и претендуют на первородство, но это не так. Они ведут происхождение от герцога, а мой муж – прямой потомок короля Альфонса Справедливого! – заметила нравоучительно графиня и пустилась в такие исторические дебри, что месье Леруа сразу проникся уважением: нет, никакая не самозванка или, что хуже, представительница ужасной касты нуворишей, пролезших всеми правдами и неправдами в благородные семейства Старого Света.

Историю о жившем в первой половине четырнадцатого веке кастильском короле Альфонсе XI Справедливом Саша помнила от мамы и могла наизусть перечислить всё двадцать одно поколение от его величества до своего дедушки, бежавшего от Франко. Семейство Монткада быль столь многочисленно, что месье Леруа точно не может знать, что графини, которую она изображала, в нем не было.

После обстоятельного рассказа о перипетиях жизни аристократических кланов Каталонии, из которого месье Леруа, к своему безмерному счастью, почерпнул крайне много познавательного и нового, что немедленно возвысило графиню в его глазах, она предложила ему сигару.

– Говорят, с той же фабрики, которая крутит сигары для самого Кастро. Или вы не курите коммунистический табак?

Раздобыть лучшие кубинские сигары помог стипендиат виллы Арсон Франциско, который родился и вырос на Кубе – и имел доступ к тайным каналам, поставлявшим кастровские сигары в Европу.

Сигара была лучшей, которую месье Леруа, опробовавший все сорта и все виды, курил в своей жизни.

– Ах, вам по вкусу? Остались от моего покойного мужа, я вожу с собой в качестве сентиментального воспоминания. Эти я вам отдать не могу, но хотите получить кастровские – штук, скажем, сто? Причем по дешевке.

Месье Леруа закашлялся.

– Или сразу двести? Лучше так, пока есть возможность. А, понимаю, триста?

Месье Леруа дрожащим голосом согласился, что очень бы хотел.

– Вам на следующей неделе доставят. Знаете, я ношу траур, но не по моему мужу-графу, ведь он умер двадцать четыре года назад. Был домашним тираном и жутким занудой, но я его любила все равно. Я в черном по моей Герцогине – рыжей любимице.

– Рыжей? – встрепенулся месье Леруа, и графиня Монткада, вытащив два альбома, заполненных фотографиями шикарной рыжей кошки, принялась в подробностях излагать историю жизни своей любимицы, увы, отошедшей полгода назад в мир иной в возрасте девятнадцати лет.

Рыжая кошка, которую и в самом деле звали Герцогиней, скончалась полгода назад – только не у мнимой графини, а у секретарши виллы Арсон, и Саша, состоявшая с ней в дружеских отношениях, получила на один вечер альбомы: чтобы показать их своему очаровательному сыночку.

Ну или эксперту, столь любившему рыжих бестий, которых у него в особняке в буржуазном Нёйи-сюр-Сен было целых семь штук.

Саша, подготовив почву, поняла, что «клиент тепленький». Ну да, герр профессор Хубер сходил с ума по ежевичному пирогу и призракам, а месье Леруа она презентовала аристократический титул, кубинские сигары и рыжих кошек.

Должно, вероятно, и без арабских юношей на него подействовать.

– Ах, я вас совершенно заболтала, месье! Потому что мне нужна ваша консультация как эксперта. Увы, деньги на текущие расходы никогда не помешают, в особенности когда ведешь тяжбу с ненавидящими тебя детьми мужа от первого брака, поэтому я хотела бы просить вас дать экспертное заключение об одной картине, доставшейся мне от графа. Нет, коллекции как таковой у него не было, мой супруг предпочитал спортивные автомобили, казино и компанию длинноногих блондинок, но несколько картин в нашем особняке в Барселоне висят. Ага, вот…

Месье Леруа, бросив взгляд на полотно, сказал:

– Ах, это, без сомнения, Пикассо! Не та ли картина, которая наделала несколько лет назад много шуму, – «Девочка в матросском костюме», кажется? Но я думал, ее купил герцог де Вальми…

– Купил, но продал мне. Я ее тоже взяла с собой, веду переговоры с центром Жоржа Помпиду о покупке. Издержки на адвокатов астрономические! Извините старуху, хотела продемонстрировать вам кое-что иное…

Пикассо она ему подсунула, чтобы месье Леруа убедился: у нее имеется подлинник всемирно известного художника. Значит, и подлинник другого, менее известного, тоже вполне может наличествовать.

– Вот, работа Генриха Кампендонка, которого так любит… я, конечно же, хотела сказать, так любил мой муж. Он хоть и умер двадцать четыре года назад, но для меня все еще как живой. А знаете, как умер? Мой граф был, увы, бабником, поэтому вечером восьмого апреля отправился к своей любовнице, с которой сожительствовал, о чем я знала, уже седьмой год, и…

Месье Леруа, не слушая все подробности интимной жизни графа Монткада, к тому же умершего чуть ли не четверть века назад, в небывалом волнении уставился на картину, на которой в прекрасно