Энн Стюарт - Красив и очень опасен

Ознакомительный фрагмент

Шон неодобрительно поцокал языком.

— Что-то ты становишься не по годам желчной, доченька. Неужто в тебе нет ни капли сострадания? Совсем его не жалко?

— Если мне кого и жалко, то скорее его жену, — сварливо ответила Кэссиди.

— Он — жертва судейского произвола… — возразил было Шон, но Кэссиди перебила его:

— По-моему, ты и сам в это не веришь.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что тебе, по большому счету, наплевать, виновен он или нет. Главное — состряпать очередной бестселлер.

Шон обезоруживающе улыбнулся — такой улыбкой ему удавалось растапливать и самые ледяные сердца. Впрочем, Кэсс уже давно выработала в себе иммунитет к ней.

— Да, я раб своей музы, — вздохнул Шон. — Я служу только ей. Вот почему ты сейчас здесь.

— Но ведь я, Шон, вовсе не рабыня твоей музы.

— Кэсси, золотко, не смеши меня. Мне нужна твоя помощь, а не порицание.

— Одно другому не противоречит, — возразила Кэссиди.

— Ты умница, — расплылся Шон. Кэсс присела на высоченную кровать.

— Ладно, Шон, выкладывай, что тебе от меня нужно? Только не вешай лапшу на уши насчет своих болячек, я все равно тебе не поверю.

Шон ухмыльнулся.

— Разумеется, крошка. Да, ты права, дело только в моей новой книге.

— Про Ричарда Тьернана?

— А про кого же еще? Правда. Абсолютная, чистая и беспощадная. Голая правда. Мне нужен классный редактор… Господи, вот уж не думал, что когда-нибудь в этом признаюсь. Видишь ли, все эти свидетели, допросы, показания — у меня все в мозгах перемешалось. Видела бы ты мой кабинет! Я хочу, чтобы ты все привела в порядок, систематизировала, по полочкам разложила, — пока мы с Ричардом работаем.

— И ты веришь, что тебе удастся добиться его оправдания? Я не уверена, что даже великому и несравненному Шону О'Рурку такое по плечу.

— Да, ты умеешь ласковое словцо сказать, — вздохнул Шон. — Ладно, позволь уж мне позаботиться о Ричарде. Я прекрасно понимаю, что ты не хочешь иметь с ним ничего общего. Ты у нас всегда была робкой и запуганной малышкой.

Кэсс, крепко сбитая, при росте пять футов и девять дюймов, никогда не считала себя особенно робкой и запуганной и уж тем более малышкой, однако спорить с отцом не стала. Шон всегда подстраивал других людей под себя.

— Я ведь, между прочим, тоже работаю, Шон, — напомнила она.

— У тебя остался неиспользованный отпуск, — возразил Шон. — Я проверял. Неужто ты не в состоянии посвятить несколько недель родному отцу? Подумай, до чего будет здорово — мы с тобой трудимся бок о бок над моим… над лучшим романом, выходившим из-под моего пера за всю жизнь. Если ты не любишь меня, то подумай о профессиональной стороне дела.

— Я люблю тебя, Шон. Но мне просто не хочется в очередной раз становиться игрушкой в твоих руках.

— На этот раз ничего подобного не произойдет, обещаю. Мы и в самом деле будем работать вместе. Вдвоем.

— Втроем, — поправила Кэссиди.

— Так ты согласна?

Не знай Кэссиди своего отца, она подумала бы, что он едва ли не с трепетом ждет ее ответа. Однако не тот человек Шон О'Рурк, чтобы, прося о чем-то, сомневаться в ответе. Нет, он привык окружать себя женщинами, для которых его слово было законом и земное предназначение которых (как и всех прочих смертных) одно: служить его гению. Причем то, что, бессовестно манипулируя людьми, Шон ухитрялся не терять их расположения, и вправду свидетельствовало о гениальности его натуры.

Все это Кэссиди прекрасно сознавала и все же нутром ощущала, что на сей раз ее помощь нужна отцу.

— Согласна, — сказала она. — Я останусь с тобой на две недели.

— Но работа займет по меньшей мере два месяца…

— Две недели, — отрезала Кэссиди. — Потом я возвращаюсь в Балтимор.

— Там разберемся, — сухо произнес Шон, уже думая о своем. — Скажи Мабри, что остаешься с нами. Она заключила со мной пари, что ты уедешь в ту минуту, как увидишь Ричарда.

— Да, и это было бы правильно, — сказала Кэссиди, следуя за отцом в прихожую. — Или ты не считаешь, что должен был предупредить меня?

— Чепуха, — отмахнулся Шон. — С какой стати я должен был тебя предупреждать? Я поражен, что тебе вообще удалось узнать его. Обычно ты не опускаешься до смачных описаний бытовых убийств в желтой прессе.

— По дороге в Нью-Йорк мне попался журнал «Пипл».

— Дешевка, — презрительно фыркнул Шон.

— А чем будет отличаться от нее твой роман? — язвительно спросила Кэссиди.

— Но ведь я художник, зайка моя, — пожал плечами Шон. — Мабри, она остается! — торжествующе провозгласил он, входя в огромную гостиную.

Кэссиди с удовлетворением отметила, что хотя бы эта комната почти не изменилась со времени ее последнего приезда. Те же белоснежные обои, та же мебель в южном стиле. Мабри лежала, вытянувшись во весь рост, на грубоватой с виду белой тахте, валяться на которой — Кэссиди это прекрасно помнила — было одно удовольствие. Бесконечные ноги ее мачехи были затянуты в белые же колготки, а шелковистые волосы изящно ниспадали, обрамляя правильное худощавое лицо, не раз украшавшее обложки лучших модных журналов. Кэссиди уже давно решила, что для Мабри время остановилось — выглядела она лет на двадцать пять, хотя на самом деле, как подозревала Кэссиди, ей было около сорока.

Впрочем, она понимала, что правду не узнает никогда — возраст Мабри охранялся не хуже государственных тайн.

— Значит, ему все-таки удалось тебя уговорить? — с улыбкой промолвила Мабри, когда Кэссиди, склонившись над ней, поцеловала нежную щеку.

— Да, я никогда не могла ему отказать, — ответила Кэссиди, с тревогой подмечая, что если кто и был на самом деле болен, так это Мабри. Вблизи под глазами виднелись темные круги, да и в самих чистых голубых глазах Мабри затаился неясный страх; в следующее мгновение Кэссиди заметила, что и руки ее мачехи слегка подрагивают. Черт бы побрал Шона с этим Ричардом Тьернаном. Как он мог втянуть их в такую передрягу?

— В том-то и беда твоего отца, — сказала Мабри с обезоруживающей непосредственностью. — Никто не в состоянии ему отказать. Вот почему ему не суждено повзрослеть. Он всегда будет вести себя как капризный ребенок.

— Чушь собачья! — хмыкнул Шон, подходя к бару. — Что тебе налить, Кэсси? Только не проси белого вина, я имею в виду какой-нибудь настоящий напиток.

— Еще слишком рано…

— Солнце уже стоит над нок-реей, — отмахнулся он, доверху наполняя стакан чистейшим ирландским виски.

— Нет, я не буду пить, — решительно отказалась Кэсс, присаживаясь возле Мабри. — Так что сказал врач?

— Мне он ничего не сказал, — пожала плечами Мабри.

— А нечего говорить, крошка, — отмахнулся Шон. — Он сказал, что я силен как бык и, продолжая в том же духе, проживу еще шестьдесят четыре года.