Наталья Андреева - Любовь.ru

—  А дальше?

—  Дальше? Я вышел в свою комнату, оделся. К отцу больше не заходил. Мы ушли вместе со Стрельцовым.

—  Почему же ты с ним пошел?

—  Думал: пусть отец в себя придет. Он долго все переваривал. А потом прощал.

—  А телефон? Ты разве не знал, что телефон не работает?

—  Нет. Не придал значения. У меня ж мо­бильный. Когда-мы вышли из подъезда, Павел Петрович сказал:   «Что-то мне не понравился вид твоего отца. У него, кажется, сердце больное. Я поднимусь, посмотрю, все ли в порядке, подож­ди меня в машине». Я и сидел, музыку слушал. Настраивался. Думал — обязательно выиграю сегодня.

— Долго не было Стрельцова? — напряженно спросил Стае.

—  Нет. Быстро вернулся. Говорит: «Все в по­рядке. Отдыхает». Мы и поехали. Сначала мне не везло, но Павел Петрович был в этот вечер очень щедрый. Подсовывал мне фишки. Ну, вы­пили немного. Я вошел в азарт. И действительно оказался в выигрыше. Домой вернулся под утро. А там...                                                

—  Из казино отцу не звонил?

—  Один раз, когда в казино приехал. Были частые гудки. Я подумал, что если он с кем-то разговаривает, значит, все в порядке. А потом забылся.

—  Стрельцов, думаю, что-то сделал с телефо­ном, когда поднимался наверх. Все-таки дожал старого друга: «Все семя под корень».

—  Кто дожал? — рассеянно моргнул голубы­ми глазами Антон.

—  Благодетель твой. Но как же ты, будущий врач, не определил у человека сердечный при­ступ?

—  Что у меня, аппаратура в кармане? — агрессивно огрызнулся Антон Сосновский.

—  Тебе просто наплевать на отца было. Что с отцом? Как с отцом?

—  А ему на меня всю жизнь было не наплевать, да? Жил в каком-то своем мире. Надо было жениться — женился. Надо было детей делать — делал. Положено так. Откуда я знаю, где он свою душу оставил? У кого? Мать все время про это скулила.

—  Сэма он тебе подсунул? Стрельцов?

—  Какого Сэма?

—  Семена Мухина.

—  Муху? Ха! Это он для Сашки был Сэм. Для понту. Шестерка Стрельцова. Тоже в долгах запутался. Отрабатывал, как мог.

—  Ты знал, что он твою сестру наркотиками пичкает?

—  Сэм? Сашку? Да она сама хороша. С четыр­надцати лет на моих друзей вешалась. Только они ребята порядочные. А Сэм для нее был про­сто подарок. Думаете, я бы за нее не заступился, если бы не знал, чего ей по-настоящему надо? Стрельцов вот тоже это знал. Павел Петрович. Он все про всех знает. Он только Мишку не мог сломить.

—  Ты с Михаилом Стрельцовым в каких от­ношениях был?

—  В отношениях? — Антон неприятно усмех­нулся. — В нормальных. А в чем вы меня подо­зреваете?

—  Ни в чем. Михаил тебе никогда не говорил, что он твой брат по отцу? Может быть, ты сам об этом догадывался?

—  Брат?! Ну, вы даете! Чума!

—  Так не знал?

—  Нет. Первый раз слышу. Это правда, что ли?

—  Правда, — усмехнулся Стае.

—  Чума! — повторил Антон. — Санта-Барбара.

—  Это жизнь. Стрельцов тебя для того и в дом притащил. Кто знает, какие у него были планы? Но ты сам говоришь, что Михаил был личностью сильной.

—  Я его уважал. В карты против отца... Павла Петровича. Он играл сильно. И умно очень. У него воля была. Сказал — сделал.

—  Понятно. Что ж ты так нервничал, когда сюда пришел? Ты ж ни в чем не виноват?

Люба молчала уже давно. Пыталась понять, почему у Василия Георгиевича Сосновского такие разные дети. Слабый, безвольный Ан­тон, развязная Сашенька и Михаил, который, как оказалось, был человеком волевым и очень умным.

Антон снова стал неумело прикуривать. В железной крышке уже валялось несколько истерзанных им и до половины не выкуренных сигарет.

—  Чего-то мне не по себе, — сказал он. — При матери не хотел вчера говорить. У нее ж культ. Великий отец, великий муж... Выходит, виноват, да? Надо было остаться? «Скорую» бы вызвал, откачали. Сейчас бы в больнице дежурил у его койки, радовал хорошими новостями: в институ­те все хорошо, курить бросил, играть тоже. Хожу на симфонические концерты с мамой, езжу к ба­бушке на дачу, слушаю про знаменитых предков. Живу. Женюсь, на ком укажут. Все довольны. Думаете, так должно быть? А может, надо было еще в детстве меня спросить, чего я хочу? Может, я бы это понял?

—  Что ж, — Стае поднялся. — Осталось толь­ко оформить твои показания официально. При­ходи в управление. Придешь?

—  Против Стрельцова? Почему нет? — Антон пожал плечами.

—  А я так думаю, что без его влияния ты играть не будешь. Он просто давил на тебя, пы­тался доказать, что таким способом ты будешь самостоятельным и свободным.

—  А маме ничего не скажете?

—  Это уж ты сам выкручивайся. Мне еще на­до выяснить, кто все-таки воткнул твоему брату нож в спину и кто стрелял в Олега Петрова. Сам Стрельцов или те марионетки, которых он за ни­точки дергал.

—  Идти могу, да? — Антон Сосновский под­нялся со старого кресла.

—  До свидания.

Когда он ушел, Люба принялась брезгливо вы­тряхивать на газетку содержимое крышки. Вытрях­нула, завернула и пошла почему-то выбрасывать не в ведро, а на лестничную клетку, в мусоропровод.

Вернувшись, сказала Стасу:

—  Я помню этот «Мерседес». Проезжал мимо,. когда мы на шоссе стояли. Очень тихо проезжал, я еще удивилась. Но лица водителя в сумерках не разглядела.

—  Это ты кроме меня никому не говори. Бу­дешь у нас главным свидетелем.

—  Стае, но это же нечестно!

—  Поедешь   со  мной.   Выходной   отменяет­ся, — жестко сказал он. — С этим делом надо покончить как можно быстрее. Посиди пока ти­хонько, я позвоню...

2

Семен Мухин после ночи, проведенной в каме­ре предварительного заключения, уже не выгля­дел ни самоуверенным, ни молчаливым. У него началась настоящая истерика.

—  Я уже говорил, что не знаю, ну не знаю, откуда взялся у меня дома этот пистолет! Ну не знаю я! Уже спрашивали! Не знаю! — надрывал­ся он.

— Значит, так и не вспомнил про пистолет? — спросил Стае. — Люба, садись.

Он зашуршал бумагами, достал из папки один листок:

—  На   пистолете   твои   отпечатки   пальцев. Стрелял из него?

—  Откуда?

—  Из пистолета. Тебе предъявляли вчера при обыске найденный пистолет?

—  Стрелял. Ну, стрелял. В лесу по воробьям. С Павлом Петровичем Стрельцовым как-то раз­влекались. Ну не знаю я! Не знаю!

—  И про наркотики не знаешь?

—  Какие наркотики? — снова заскулил Му­хин. — Кому от этого плохо? Она ж сама просила! Отвязная девчонка. Павел Петрович сказал: «По­моги девочке найти правильный путь в жизни. Дай то, что она хочет». Она наркотиков хотела. Кайфовать хотела. Отрываться. Достали ее все, понятно? Достали.