Никто, кроме тебя - Яна Дин

Ну почему сердце екает при одном лишь слове?

– А что говорит голос моего разума? – глаза щурятся, делаю шаг назад, – Я никогда не прощу тебя, – с этими словами, и тяжким грузом в животе, подправляю свою юбку и выхожу из кабинета.

Ноги несут меня сами, когда бегу на улицу, прохожу мимо удивлённого Габриэля босиком.

– Синьора…, – вмешался он, но я, проигнорировала мужчину.

Габриэль решает идти за мной. И на сто десять процентов уверена, что именно Даниэль отдал приказ.

Ступни ног соприкасаются с холодным паркетом, когда оказываюсь на территории бассейна. Сегодня пасмурно. Ветер раздувал волосы и воду в разные стороны. А после покапал дождь. Я уверена шла к основанию воды, сделала глубокий вдох и прыгнула, погружаясь на самое дно.

В вещах – ну и ладно. Мне срочно нужно было освежиться.

Вода глушит все звуки. Холод бьёт по коже.

Солнце с утра почти не было, и вода не успела нагреться. Но мне нравится покалывающие по телу ощущение. Мой личный наркотик. Порой я набирала ванную полной холодной воды и ныряла, чтобы заглушить слезы, или боль из-за которой задыхалась. Но сейчас я задыхаюсь по другой причине.

Злость. Ненависть. Отчаяния. Бешенство. Все это оккупировало мои дыхательные пути. Я задыхалась от этого.

Лёгкие начало колоть от задержки кислорода. Тело постепенно терять чувствительность. Я могла бы закончить все здесь и сейчас. Однажды я пыталась, и была почти у цели. Но умирать в доме врагов, так ещё и пленницей, было не самым лучшим вариантом. Более того унизительным. Я не доставлю никому такого удовольствия.

Раскрыв руки и приподнявшись, оказываюсь на поверхности и жадно глотаю воздух. Габриэль появился за углом, оглядывая меня хмурыми глазами.

Не желая слушать его или ещё кого-нибудь, выбираюсь из воды. Вещи липнут к телу, и вода ручейком стекает по волосам и юбке. Атласная рубашка порочно липнет к телу, не скрывая очертания затвердевших от холода или возбуждения сосков.

Поднимая взгляд, вижу Даниэля из окна его кабинета. Меня злит как спокойно он относится ко всему, что происходит между нами.

Пальцы сами тянуться вверх, демонстративно показывая два средних пальца.

– Пошёл ты к черту, Конселло! – кричу так громко, что уверена, до него доноситься моё послание. Он точно слышал, ведь в следующую секунду его губы изогнулись в довольной улыбке. Даниэль поднимает стакан с коньяком вверх, и кивает.

– Чертов сукин сын, – ругаюсь под нос.

Я заставлю его пожалеть, что когда-то он решил оставить меня в живых. Ведь тогда будет поздно что-то менять. Я сделаю так, что он будет зависим от меня. Будет сгорать, тонуть и умирать.

Твой конец Даниэль Грассо Конселло, будет делом моих рук.

Глава 13

Убрал всё острое из дома – я не про еду

Ведь эти линии на теле тебе не идут

Я знаю, больно вместо боли видеть пустоту

А мне так сложно забыть всю твою простоту.

(с) Голос

– Егор Крид

__________

Даниэль

Я смотрел, как дьяволица злобно шагает в дом. Мокрая, красная от ярости и дрожащая от холода. Такая упрямая.

Делаю глоток янтарной жидкости, прикрывая глаза. Вкус её губ все ещё ощущался на моих.

Я был с многими женщинами до неё. Но таких эмоций не испытывал никогда. Каждая из них поддавалась мне, боялась, и делала это исключительно из-за денег. Андреа была другой. Она не боялась меня. Она кидала вызов. Она мне ровня. И это заводило больше всего.

Гордая. Упрямая. Сильная и взбалмошная женщина.

Чертовски привлекательно.

В самом начале мной двигала одна цель: месть. Но сейчас понимаю, что, если бы в тот день нажал на курок, никогда бы себе этого не простил.

Теперь мной преобладает другое желание. Оно тягучее, тяжелое и темное. Это желание бежит по телу словно яд, порождая мучительную смерть. Я хочу, чтобы Андреа была моей. Полностью. Вопреки всему. Знаю, я чертовый эгоистичный ублюдок. Но, что, если я одержим ею?

Запах диких роз и упрямые зелёные глаз. Острый язык, который мог разрезать без особых усилий. Её тело. Нежная и холодная кожа. Немного розовые и мягкие губы. Все это сводило с ума.

И я уже не уверен, что смогу когда-нибудь отпустить птичку. Это как наркотик, опьяняет. Ты находишься в экстазе, но магия проходит, и ни к чему хорошему не приводит.

Это и было причиной моей злости. Я ненавидел быть зависимым от кого-либо или чего-либо. Я потерял маму в пять лет. Отец забрал меня, и я был сам собой. Боролся за свою жизнь. Пытался не поддаваться отцу и его жене. Пытался найти свой путь.

Однажды попытался убежать. Глупо. Но мне было десять, и я только что убил свою собаку под угрозой отца. Собственными руками. Отец обосновал это тем, что я был слишком привязан к Рие. Убежать не удалось. Меня поймали на пол пути к трассе.

Наши люди не жалели, избивая до полусмерти. Шрам на животе я получил в тот день. Отец колыхнул меня ремнем, словно лезвие ножа, рассекая кожу. Когда я остался один у сарая, где Лоренцо Конселло проводил свои грязные дела, Диего был первым и последним человеком, кто помог мне. После этого смутно помню, что было дальше.

Отойдя от окна, прогоняю прошлое. Подхожу к своему столу, поднимая документы.

– Теперь Марко, все стало моим, – улыбаюсь самому себе.

И это только начало нашей игры.

Сев в кресло, внимательно смотрю на подпись дьяволицы. Она ни разу не подумала, когда подписывала документы. Несмотря на свою гордость, Андреа была рада отомстить отцу.

Дверь открывается без стука, и входит Габриэль. Он угрюмо смотрит на меня, после на документы, и в заключение на алкоголь в моих руках.

– Ты принёс домой настоящую бестию, и поручил её мне. За что? – он устало выдыхает и садиться напротив.

Габриэль был из тех типов, что своей хмуростью и безразличием могли свести с ума. В прямом смысле этого слова. Его тёмные брови всегда были напряжены, словно он пропадал в вечных задумках. Даже сейчас; хмурые брови, непроницательный и усталый взгляд, взъерошенные тёмные волосы, и напряжённый острый подбородок. Его точно что-то тревожит.

Габриэль был моим другом. Помню, как в детстве они с Каиром с интересом наблюдали за мной, когда я появился в особняке. Тогда я был напуган подойти сам, но они сделали это за меня. Точнее Каир:

– А ты кто? – любопытно спросил он, играя с леденцом во рту.

Я вторые сутки