Мэри Брэддон - Тайна индийских офицеров

— Ваши чувства будут вам плохой поддержкой перед лицом закона, милая леди Лисль, — возразил майор. — Мы вас не боимся, не так ли, милый Руперт? Мы не боимся также и Рахили Арнольд. На свете существует только одна особа, которою сэр Руперт должен бояться, и эта особа — майор Гранвиль Варней.

При последних словах майор похлопал рукой по жилету в том месте, где находился уже известный нам порт-папье, стальная цепочка, которой он был прикреплен к поясу, издала легкий звон.

— Да поможет мне Бог и научит меня, как поступить в моем несчастном положении, — сказала леди Лисль.

— Я советую вам оставить все как есть и не начинать бесполезный скандал, который сделает вас предметом сострадания, — вас, как честолюбивую женщину, обманутую сыном бродяги-браконьера.

В тоске и отчаянии Оливия ушла в свою комнату, чтобы обдумать все, что с ней произошло.

На следующее утро леди Лисль, проходя через холл, увидела двух человек, расхаживавших перед главным подъездом.

— Кого вы ждете? — спросила она одного из них, здоровенного широкоплечего малого, шея которого была обмотана красным платком.

— Мы ожидаем одну особу, которую должны перевезти в приют, но она что-то долго не идет.

— В приют?.. В какой приют? — изумилась Оливия.

— В приют для умалишенных.

Прежде чем леди Лисль смогла задать еще один вопрос, в передней появилась Рахиль Арнольд, поддерживаемая сиделкой и еще одной женщиной — с грубым выражением лица, присланной из дома умалишенных, чтобы перевезти больную.

Несчастная Рахиль была бледна и дрожала всем телом.

— О миледи… миледи! — воскликнула она. — Не позволяйте им увезти меня от вас… я не сумасшедшая… право, не сумасшедшая!.. То, что я вам сказала — правда от начала до конца!

— Это доказывает, леди Лисль, — раздался голос майора, возникшего в дверях библиотеки, — что надо запирать в четырех стенах людей, ставших жертвами галлюцинаций, иначе они могут оказать очень вредное влияние на других, даже не вполне разумных личностей, так что эти последние в конце концов тоже сойдут с ума. Не забудьте, леди, что самый громкий титул не закрывает вход в дом умалишенных!

Женщина с грубым лицом и один из незнакомцев потащили Рахиль к выходу, но, дойдя до порога, она остановилась и, протянув свою исхудалую руку, воскликнула торжественно:

— Призываю проклятие на весь этот дом и на живущих в нем!

XXIX

БЕДНЫЙ РИЧАРД

Снег уже давно растаял на улицах Бельминстера. Крокусы в саду мистера Геварда сменились великолепными нарциссами, скромные фиалки прятались в тени кустов, а Бланш Гевард проводила все свое время за исполнением принятых ею обязанностей. Прекрасный викарий был все так же печален и ревностен в делах; добродушный ректор по-прежнему боролся с грехами и недостатками своей паствы, между тем как Ричард Саундерс занимал должность директора новой народной школы. В один прекрасный майский день он сидел перед своими беспокойными учениками, терпеливо объясняя им какой-то урок. Но как он ни был неутомим, как ни был любим учениками, посторонний наблюдатель понял бы с первого же взгляда, что в этом простом училище он неуместен. Его голубые глаза выражали страдание, но вместе с тем и добродушие; в манерах его проглядывало что-то нервное, свидетельствующее о том, что его дух стремится к высшей деятельности. Но, что бы он ни думал и ни чувствовал, он превосходно выполняет свой долг, и дети преданы ему всей душой, что и доказывают самыми разными способами. Они приносят ему прекрасные букеты из своих садов и встают до зари, чтобы украсить ими классную комнату; они идут за несколько миль, чтобы достать книгу, в которой он нуждается, так как им известно, что он много занимается науками; они смотрят на него удивленными глазами, разинув рот, когда он сидит, наклонившись над каким-нибудь толстым томом, взятым им у кого-то из окрестных пасторов.

В его маленькой гостиной стоит этажерка, набитая книгами, купленными им на карманные деньги, когда-то выданные им его дядей и дававшие ему возможность удовлетворять свое влечение к науке.

В этот день он был как-то особенно молчалив и серьезен; он почти совсем не разговаривал с учениками и скоро отослал их домой, так что старшие из них ушли с унылым видом, говоря друг другу, что с учителем, наверное, случилось что-нибудь неприятное. Оставшись наедине с самим собою, Ричард погрузился в размышления. Глаза его были устремлены на открытое окно, в которое он видел тропинку, идущую вдоль красивого плетня, по которой Бланш привела его в народное училище.

— Придет ли она? — спрашивает он себя. — Она обещала дать мне последнее издание Квэтерлея, как только принесет его из библиотеки. Она так добра и так неутомима, что непременно сдержит обещание! О да, я убежден, что она его сдержит!

Эта мысль успокоила Ричарда. Он взял с полки книгу и начал ее читать, изредка посматривая на тропинку.

— Если она принесет мне «Обозрение», не докажет ли это, что она интересуется мною? Впрочем, она сделает то же самое для беднейшего жителя Бельминстера, если только у него есть охота к чтению; она считает своим долгом доставлять людям удовольствие. В ней так мало общего с другими девушками, что нужно быть отчаянным нахалом, чтобы видеть в ее действиях признаки симпатии.

Он снова погрустнел и встал, чтобы несколько раз пройтись по комнате.

Ричард не был красавцем, но в лице его было что-то очень нежное и симпатичное, делавшее его в самом деле в высшей степени привлекательным. Он одевался просто, но выглядел как джентльмен. Пока он ходил из угла в угол, в окне показалось хорошенькое личико, и нежный голосок весело произнес:

— Ах Ричард, как вы нетерпеливы! Вы ходите с видом голодного льва, ожидающего обеда; а ведь я лишь немного опоздала с «Обозрением». Мне очень досадно, но я вынуждена назвать эту книгу чрезвычайно скучной: я не смогла прочесть больше шести страниц. Можно мне войти к вам?

— Да, если вам угодно! — с легким трепетом ответил молодой человек.

— Благодарю, — улыбнулась Бланш. — У меня к вам множество поручений от отца, и, кроме того, я хочу многое вам сказать, так что я зайду к вам на целых полчаса.

Молодой человек бросился открывать дверь, и девушка, войдя в классную комнату, села прямо на кафедру. В течение четверти часа она говорила о разных разностях, давала поручения, просила собрать сведения относительно родителей его учеников и т. д. Ричард хранил глубокое молчание. Опершись на подоконник, он перебирал своей нежной рукой часовую цепочку. Бланш заметила его рассеянность и сказала с нетерпением: