Мария Ветрова - Верни мне любовь. Журналистка

Я настолько разозлилась, что о своей собственной персоне, которой тоже предстоял допрос, забыла напрочь. И прямо с порога вместо «здравствуйте» поинтересовалась, что они сделали с «моим фотокором», почему на нем в полном смысле слова лица нет? После чего разразилась феерической речью о фантастическом умении наших органов выбивать из колеи и без того выбитых из нее людей, цепляясь именно к тем, кто может оказаться виновным, пожалуй, только в страшном сне, да и то приснившемся их прокурору…

Надо отдать Потехину должное, выслушал он меня терпеливо и до конца — пока я не иссякла. Но проявлять и дальше смирение даже не подумал.

— На вашем месте, Марина Петровна, я бы помолчал! — жестко произнес следователь. — Вы могли бы избавить своего любимого фотокорреспондента от полуторачасового опроса, если бы сами были в первый раз с нами откровенны.

— Я?!

— Вы-вы… Почему вы в прошлый раз не сказали, что Людмила Евстафьевна и Рудольф Борисович Гофман разорвали взаимоотношения по инициативе погибшей всего за месяц до их свадьбы?..

Впервые в жизни я на собственном опыте поняла, что именно имел в виду великий баснописец в выражении «в зобу дыханье сперло»… В глазах Потехина, устремленных на меня, мелькнуло что-то вроде сомнения.

— Неужели не знали, что они подали заявление еще в апреле?..

Я наконец выдохнула застрявший в горле воздух и, почти зажмурившись от решимости и страха, выпалила:

— Раз так… Если Милкины фокусы для вас единственное основание, чтобы нас мучить, я скажу… Смело включайте меня в список подозреваемых… Милка разбила мне жизнь!

Конечно, мое заявление прозвучало весьма высокопарно, и при других обстоятельствах я бы сама отнеслась к нему иронично. Однако, ясное дело, Потехин прореагировал на него и без намека на ухмылку. Его брови слегка округлились, а взгляд обострился, словно у гипнотизера. К сожалению, только после этого я и вспомнила, где нахожусь, а главное — с какой целью меня сюда пригласили, и сжалась в предчувствии необратимых последствий… Сейчас он, как водится, начнет вытягивать из меня детали, потом… Потом наверняка, и это самое ужасное, вызовут Грига… И все, включая слабенькую надежду, которая, как я поняла в этот момент, оказывается, все еще тлела на самом донышке моей глупой и болтливой души, надежду на то, что Григорий все-таки простит меня и, главное, поймет, — все это окончательно грохнется и разлетится в пыль, в дым, вдрызг!..

На какое-то мгновение лицо Потехина заволокло туманом, на меня нахлынул приступ тошноты, и я, не выдержав ситуации, вновь, наверное, в сотый раз за эти дни, расплакалась. Мне было смертельно стыдно, прежде я и не подозревала, что могу быть настолько плаксивой и слабой, но поделать с собой ничего не могла.

Не знаю, то ли Потехин меня пожалел, то ли и без меня знал больше, чем демонстрировал, но пытаться конкретизировать мое заявление он не стал. После того как неизбежный стакан воды был выпит мной наполовину, а головокружение и тошнота отступили, Николай Ильич сменил тему.

— Марина Петровна, — вздохнул он, — успокойтесь, ради бога… И вас, и Рудольфа Борисовича, да и остальных мы вызываем с другой целью, во всяком случае на данном этапе следствия… Можно сказать, по техническим причинам.

Я посмотрела на Потехина вопросительно.

— Не могли бы вы припомнить и описать как можно детальнее, каким образом провели утро перед похоронами Людмилы Евстафьевны?

— Алиби… — пробормотала я.

— Если хотите — называйте так, — серьезно кивнул Потехин.

Я задумалась и попыталась сосредоточиться.

— Начать с момента, когда проснулась?

— Желательно… А вы рано проснулись?

— Семи не было, — вздохнула я. — Я вообще теперь плохо сплю… Ну некоторое время я лежала, потом вспомнила, какой сегодня день, и, наверное, минут десять восьмого встала окончательно… Если показания родственников что-нибудь для вас значат, с этого момента и до выхода из дома мои слова может подтвердить моя тетя: когда я шла на кухню, она тоже проснулась и тоже встала…

— Во сколько вы вышли из дома, помните?

— Конечно! Мы с тетей Валей… Простите, с Валентиной Петровной договорились встретиться у выхода с «Бауманской» без четверти девять, чтобы вместе идти в морг…

— Почему именно с Петрашовой? Вы с ней что, тоже дружите?

— Во-первых, с тетей Валей все дружат, по крайней мере, никто не враждует! Но главное в том, что от метро к моргу, если вы в курсе, долго идти, и все пешком… Довольно запутанная дорога. А тетя Валя там уже была и знала, как добраться… Если вам интересно, я сама попросила ее встретиться у метро: у меня, к вашему сведению, топографический кретинизм, я и простые-то дороги плохо запоминаю…

— Дальше?

— А дальше мы с тетей Валей все время были, если говорить об алиби, вместе и на людях… Даже в автобусе, когда ехали на кладбище, сидели рядом… Кстати, и Рудик с нами был в автобусе!..

— Вы не обратили внимание, кто из ваших коллег уже находился в морге, когда вы туда пришли?

— Обратила! Потому что, кроме Корнета… простите, Оболенского и Кравцова… были все, даже эти два дурня…

— Почему — даже? — заинтересовался Потехин.

— Потому что они оба — известные сони и вечно повсюду по утрам опаздывают… Василий однажды должен был вместо Милы пойти на летучку — и то проспал, хотя тут у нас очень строго… Но они — я это помню точно — уже были, правда очень заспанные, особенно Коля…

— А Калинин?

— Вы же про наших спрашивали? А Кирилл — зав отделом писем…

— Так был он там или нет?

Припомнив, что Калинин благодаря своей внушительной комплекции находится сейчас вне подозрений, я сказала правду:

— Нет… Я бы увидела, если бы был, потому что он пришел с сыном. С Милкиным сыном… Нет, Кирилл с Сашкой приехали, видимо, прямо на кладбище.

Потехин немного помолчал, о чем-то задумавшись, после чего еще раз попросил меня рассказать все сначала и, наконец, сосредоточился на самих похоронах. Вопросы посыпались как горох из мешка: действительно ли мы с тетей Валей все время находились рядом — и когда мужчины везли каталку с гробом к могиле, и во время траурных речей?.. Уверена ли я, что никто из наших не отходил в сторону на моих глазах до того, как началась церемония?.. И снова: действительно мы с тетей. Валей держались вместе постоянно?..

Мое изумление перед его, по-моему, совершенно идиотскими вопросами все нарастало, пока вновь не выплеснулось.

— Послушайте, Николай Ильич… — произнесла я возмущенно. — Вы меня кем считаете — ледышкой бесчувственной, да?.. Да вы хоть понимаете, что я должна была испытывать там, когда… Ни в чем я, если хотите знать, кроме того, что тетя Валя все время находилась со мной, не уверена! Я там подругу свою хоронила, а не слежку за коллегами вела!.. Вы-то ведь там были со своими мальчиками, верно?.. И как раз «при исполнении»… И что, тоже прохлопали, что ли, интересующий вас момент?!..