Эдуард Володарский - Террористка Иванова

— Скольких мы упустили? — спросил Тимонин. — Человек десять, да?

— Главное, что этот Ван ушел, — сказал Тулегенов.

— Ну кто мог подумать, что там такая орава? Я прикидывал, двадцать-тридцать, не больше, а там Шанхай какой-то!

— Найдем мы этого Вана, никуда не денется, — пробурчал Пилюгин. — Будем трясти по одному всю эту шайку — найдем концы. Хорошо, не подстрелили никого…

— А видели, где они спят, едят? Полный отстой! Рабы в Древнем Риме, небось, получше жили, — сказал Тимонин.

— Разве рабы были только в Древнем Риме? — спросил Пилюгин. — Я видел ночлежки и похуже. На десяти квадратах двадцать человек жили. Вьетнамцы. Спали по очереди… бред!

— Но ведь все равно едут — отбоя нет, — сказал Голубев.

— Что поделаешь… значит, дома еще хуже, — ответил Пилюгин, с силой потер ладонями лицо, вздохнул. — Что-то я уставать стал, ребята… старею, что ли?

Опера в ответ негромко рассмеялись.

Майор приехал домой поздно ночью. В коридоре и на кухне темно, только из комнаты Мишки выливалась тонкая полоска света. Пилюгин подошел к приоткрытой двери и увидел Полину. Перед ней стояла коляска с ребенком. Полина дремала, на коленях у нее лежала раскрытая книжка.

Пилюгин стоял и смотрел, и желваки напряглись у него под скулами, и глаза остро блестели.

Вид у судьи Блинковой был мрачный. Она курила и угрюмо смотрела на Пилюгина, сидевшего напротив нее.

— Н-да, Пилюгин, я вижу, эта бабенка тебя насмерть охмурила.

— Да ничего не охмурила, Алевтина Петровна, — устало отвечал Пилюгин. — Жалко женщину… Несправедливо, если ей полный срок отвесят.

— Я судить буду, — Блинкова затянулась, выпустила густую струю дыма. — Значит, все будет справедливо.

— Я в этом не сомневаюсь, Алевтина Петровна. Только прошу о снисхождении — у нее сын малолетний, инвалид… недавно мужа потеряла… и ведь честная женщина. Вы ведь ее из СИЗО выпустили — она на каждый допрос как часы являлась, никаких проблем… И говорит: «Сколько присудят, столько и буду сидеть».

— Осознала, значит? — усмехнулась судья. — Молодец…

— Не выдержит она зоны… сломается, погибнет.

— Другие выдерживают.

— Да все ломаются! — махнул рукой Пилюгин. — Они что, из тюрьмы людьми выходят?

— А кем же?

— Ну, людьми, конечно… Только какими? С изуродованной психикой, со сгоревшими душами, разве не так?

— Ну, хватит, — раздраженно перебила судья. — Что заслужили, то и получили… Чего ты от меня хочешь?

— Прошу об условном сроке, Алевтина Петровна. Знаю, вы судья строгий, но… справедливый. Потому и прошу об условном.

Потянулось долгое молчание. Блинкова докурила сигарету, отпила глоток чая из стакана в серебряном подстаканнике.

Пилюгин заговорил первым:

— Мне сказали, что просить вас об этом — дело гиблое.

— Интересно, кто же сказал?

— Да все… А я вот все-таки решил попросить. — Пилюгин посмотрел ей в глаза.

— И правильно решил, — вдруг улыбнулась Алевтина Петровна. — Я еще раз изучила дело… женщина, конечно, положительная. Я хоть, как ты говоришь, человек строгий, но мне ее тоже жалко стало. Однако надо мной тоже начальство есть, Пилюгин. Меня за условные сроки знаешь как дрючат? Но я никого не боюсь и поступаю так, как мне моя судейская совесть велит, что бы там про меня ни трепали всякие…

Пилюгин смотрел на нее и не понимал, верить ей или не верить.

— Ладно, Пилюгин, ступай. Сделаю все возможное.

Народу в зале суда было немного, в основном сотрудники убойного отдела и несколько пожилых женщин — любительниц ходить по судам. Пилюгин сидел на передней скамейке, совсем близко от столика, за которым расположился прокурор, тот самый, в золотых очках.

Двое милиционеров ввели Полину. Открылась дверь клетки, и Полина села на скамейку. Посмотрела по сторонам, заметила Тулегенова, Тимонина, Голубева и Деревянко. Потом увидела Пилюгина. Он улыбнулся ей, но Полина отвернулась.

В зал вошли судья Блинкова и двое заседателей.

— Встать! Суд идет! — объявила секретарша.

Все поднялись. Алевтина Петровна взгромоздилась за судейский стол, нависнув над ним всей своей мощной фигурой и положив большущие толстые руки на папку с делом. Раздался ее хрипловатый прокуренный голос:

— Слушается дело…

Валерий собрал в небольшой кожаный чемодан только необходимые вещи. Достал из сумки паспорт с гербом Сербии, перелистал, вложил в него авиабилет и сунул во внутренний карман пиджака. Остальные паспорта изрезал ножницами на мелкие куски, отнес в туалет и спустил в унитаз.

Вернувшись в комнату, он присел за стол, закурил, вынул мобильный телефон и нажал на кнопку.

Через секунду на экранчике появилась фотография Полины. Женщина улыбалась, глядя прямо на Валерия. Он вздохнул, выключил мобильник, решительно встал, взял чемодан и вышел из квартиры.

От подъезда Валерий направился к стоянке автомобилей, где крайним стоял его джип, и еще издали нажал на кнопку брелка. Джип в ответ коротко свистнул и мигнул подфарниками. Он не обратил внимания на стоявшую чуть поодаль серую «тойоту», где сидел Ван с двумя помощниками, молодыми, спортивного вида китайцами.

Валерий бросил чемодан на заднее сиденье и сунул ключ в замок. И в это мгновение за боковым стеклом выросла темная фигура в куртке с поднятым воротником, блеснул ствол пистолета с глушителем и сухо щелкнули два выстрела. Валерий ткнулся лицом в руль и замер, выронив ключи. Кровь из виска тонкой струйкой потекла по щеке к подбородку.

Человек в кожаной куртке наклонился над Валерием, быстро обшарил карманы пиджака, вынул паспорт, мобильник, пачку долларов, перетянутых резинкой, пистолет, заткнутый за ремень на спине, забрал чемодан. Потом, не торопясь, захлопнул дверцу джипа…

— Что касается поведения подсудимой на следствии, то у меня сложилось твердое убеждение, что она осознала свою вину и искренне раскаялась в содеянном, — говорил Пилюгин, стоя на месте свидетеля и глядя на судью Алевтину Петровну. — Уверен, что в момент совершения преступления разум ее помутился под влиянием смерти мужа и она плохо осознавала, что делает…

— Есть еще вопросы к свидетелю Пилюгину? — громко спросила судья.

— У меня вопрос к свидетелю, ваша честь, — поднялся прокурор.

— Спрашивайте, — сказала судья и зачем-то посмотрела на часы.

— Скажите, свидетель, ведь нитроглицерин — довольно редкое взрывчатое вещество. Из дела я вижу, что вы, как следователь, неоднократно пытались выяснить, где подсудимая его достала, но она отказалась отвечать на этот вопрос. И после этого вы утверждаете, что она раскаялась? — в голосе прокурора звучала ирония.