Лариса Кузнецова - Долгая темная ночь...

  Александр улыбнулся и потер себя по небритой щеке:

  - Что выгляжу не ахти?

  - Краше в гроб кладут, - безжалостно заключила я.

  Он улыбнулся и я удивилась способностью его лица к преображению. Сейчас он выглядел как мальчишка. Хитро улыбнувшись, он спросил:

  - Не составишь мне компанию за завтраком?

  Я подняла к нему свои руки с кучей проводов.

  - Если ты меня отстегнешь, то я обязательно с тобой позавтракаю. Тем более, что я голодная как волк.

  Он опять стал серьезным:

  - Ты долго была на аппаратах жизнеобеспечения. Поэтому тебе есть нельзя. Для начала ты можешь выпить молока. Я отдам распоряжение и тебе составят индивидуальное меню.

  Я сделал вид, что разочарованна:

  - И что мне стейк сегодня не светит?

  Штольц улыбнулся:

  - Пока нет! Но если твое выздоровление пойдет по плану, через пару неделек, ты можешь есть все что угодно. И даже стейк!

  - Хорошо! Только дай мне сейчас хоть что-нибудь!

  Он позвонил и пришла медсестра. Я смотрела как он отдавал ей распоряжение. Сейчас он опять выглядел как заведующий больницей и мне бы даже в голову не пришло называть его на ты.

  Через какое-то время приехал Чаки. Он влетел ко мне в комнату и кинулся ко мне, осыпая мое лицо поцелуями:

  - Милая моя! Девочка! Как хорошо, что ты пришла в себя! Я себе места не находил!

  В это время я что-то пискнула. Он наклонился ко мне, как родственник к умирающему, который должен рассказать где закопал горшок с золотом. Его ухо почти лежало на моих губах:

  - Что? Что, ты говоришь моя девочка?

  - Слезь, ты буквально задушил меня, - почти прохрипела я.

  Он вскочил с ужасом глядя на меня:

  - Прости! Прости, родная!

  Я махнула рукой, дескать ничего, все ок! Но в его глазах увидела страх. Поэтому опустила глаза, глядя на свою руку. Она была тонкой и почти прозрачной, казалось еще немного и через нее начнут просвечивать складки простыни. Судя по толщине, можно было подумать, что это была детская рука. Потом я с удивлением приподняла одеяло. Под ним лежало худое словно мумия тело. Если бы я увидела кого-то с такими формами со стороны, подумала бы, что бедняга не жилец!

  - Не бойся! - я махнула рукой. - Скоро меня раскормят, так что я не полезу ни в одно из платьев, что ты мне подарил.

  Чаки взял меня за руку. Я могла бы поклясться, что вижу в его глазах слезы. Но видимо, после чудного возвращения с того света, что-то случилось с моим зрением.

  - Я куплю тебе новых платьев! Еще лучше прежних! Только поправляйся!

  Я осмотрела комнату. Она буквально утопала в белых цветах:

  - Это ты цветы присылал?

  Он кивнул:

  - Они тебе нравятся?

  Я рассматривала их, пытаясь составить свое мнение:

  - Да, но их, как бы это сказать: слишком! Обычно цветы в таком количестве возлагают на могилу политическому деятелю. А также ставят памятник со словами: 'Ничего не может окупить твой подвиг!'.

  Чаки рассмеялся. Мне показались в его смехе нервные нотки:

  - Ты неподражаема! Если ты шутишь, то значит скоро поправишься! Тебе что-то нужно?

  - Да. Я хочу увидеть Оливию.

  Он кивнул:

  - Ей уже позвонили. Они с Пабло скоро приедут.

  - Ты знаешь его?

  - Не сказать чтобы особо, но мы пару раз встречались.

  - И как он тебе? - у меня проснулось женское любопытство.

  - Пабло человек другого круга, поэтому сказать точно не могу. Но его уважают за профессионализм и принципиальность.

  - Я так и думала.

  - Если хочешь, я могу про него узнать? - Чаки наклонился ко мне, губами целуя мои пальцы.

  - Нет, я верю ему! Он хороший человек. И я очень рада за Оливию.

  Потом был долгий процесс реабилитации. Меня практически заново учили ходить. Ела я жидкие каши, но тем не менее, со временем у меня проснулся вкус к жизни. Это было как у человека, который всю жизнь боялся чего-то страшного и в конце-концов, это страшное с ним случилось. Человек страдает, ему хочется умереть. Но со временем, он свыкается с мыслью, что уже ничего не вернуть. И тогда он позволяет себе жить. А жизнь оказывается не такой уж и ужасной!

  Так и я! Я училась заново есть, ходить, а также по-новому воспринимать себя и этот мир. Я была как ветеран, который снисходительно смотрит на новобранцев, считая их еще совсем глупыми и зелеными. Почти все что было мне дорого осталось в прошлом, но тем не менее, я уговаривала себя, что в будущем меня еще ждет что-то хорошее...

  Каждый день ко мне приезжал Чаки. Он рассказывал мне про то, что творилось вокруг. Оказывается в центре города был взрыв и пострадало несколько человек, а также одного министра взяли с поличным, когда он получал взятки и еще много чего. Раньше я политикой не интересовалась, но теперь начала. И когда он приходил ко мне, я просила рассказать что-либо еще. В глубине души я надеялась, что он раскажет мне про свою работу, но про нее я не слышала не слова. Когда я пыталась зайти издалека, он становился раздражительным и менял тему. Приходилось довольствоваться политикой и светскими сплетнями.

  Оливия первые несколько дней заезжала каждый день. Я была очень ей рада. Ее жизнерадостность передавалась и мне. Она рассказала, что переехала к Пабло и что через пару месяцев они поженятся. Слушая ее трескотню я долго не могла задать вопрос, который меня мучил. В один день я набралась храбрости:

  - Оливия: а вы маму похоронили?

  Она опустила глаза:

  - Да. Мы не знали прейдешь ли ты в себя. Доктор сказал, что они делают все возможное, но почему-то ты не приходишь в сознание, видимо потрясение было слишком сильным и у организма включился защитный механизм, который на время отключил сознание. Поэтому мы не стали ждать, тем более, что волнение тебе было категорически запрещено, - она помолчала. - Она похоронена возле папы: Прости, мне жаль!

  - Нет! Ты все сделала правильно! Как я выйду из больницы, я обязательно их навещу.

  Оливия кивнула. Затянувшаяся пауза была для нее тяжела:

  - Ой, но мне нужно бежать! Я должна выбрать торшер для спальни, к тому же дизайнер сегодня привезет материал на шторы. А ты же знаешь этих дизайнеров, они считают, что самые важные и поэтому опоздать нельзя!

  - Конечно, милая! Беги! Передай привет, Пабло!

  Она чмокнула меня в щечку и взмахнув гривой рыжих волос умчалась, оставив в комнате стойкий аромат своих духов с запахом ириса.

  Вечерами ко мне заходил Штольц. Мы с ним очень подружились и даже устраивали литературные диспуты. Временами он приносил книги со стихами старинных английских поэтов и читал мне их.