Василий Добрынин - Станкевич

***

«Кропотливый и черный, нередко, — напрасный, труд. Серый — может еще допустимо сказать… Да ведь не равный, занятию светлоголовых читателей, способных распутать сюжет детектива еще до финальной развязки. Не равный: у практика нет ни главы, ни абзаца, ни строчки от автора. Автора нет! Опер свой детектив пишет сам, и в обратном порядке. Распутал — вписались строка или слово. И несть черновых вариантов! При этом развязка заказана жизнью и судьбами потерпевших. Она уже есть, нет всего остального: деталей, абзацев и строк. Нет сюжета, есть чистый лист. И потерпевшие — эти всегда есть, если есть преступление! Нет в преступлении смысла, если не будет таких». — довершал многогранную, пеструю гамму своих рассуждений, милиционер ППС.

Разницу между читателем, автором и розыскником, он обдумывал долго. Он ее понял, выверил все и всерьез. И пошел к руководству.

— Не занят ли часом? — спросил замполит из «трубы» райотделовской внутренней связи.

—  Нет. И — на месте!

— Зайдет человек, — потолкуй с ним, Владимир Иваныч.

—  О жизни?

—  О деле! О жизни со мной говорят.

—  Пусть идет. Кто такой?

—  А ты не догадался? Нужны тебе люди…

— Угу! — уточнил Евдокимов, — Работники — вот кто мне нужен. А люди: сотрудники, штатные единицы… — он, вместо слова, мотнул головой. — Человек твой, он может, звездочку хочет? Узнай, да напомни, что есть и другие службы!

—  Вот это ты выясни сам.

«И выясню!» — твердо решил Евдокимов, кладя телефонную трубку.

— Присядь, — сказал он вошедшему. Тот, изучающий взгляд, его выдержал.

— А ты знаешь, что здесь не Сибирь — годами сержанты «с вышкой» ждут подходящей должности?

—  Я не ищу подходящей. И в следствие, например, не прошусь.

—  Ага, значит разницу ты понимаешь… Там легче, но ты не хочешь? А вдруг не понравится здесь? Вдруг не потянешь? Тогда что? В ППС еще можно вернуться, но — если быстро тикать, — пока поздно не будет! А вдруг опоздаешь... Назад путь заказан! А чем ППС не по-нраву? И получается, и, — я же знаю, — довольны тобой. Может, это — твое?

Ответа он не услышал.

—  Не убедительно, а?

—  Я с Вами не спорю. Вы все говорите верно.

—  Ага! — Евдокимов упрямства подобного, видно, не знал, — А истина, значит в споре, да? А верного слова тебе, друг мой, мало?

— Мало — ответил не оробев, собеседник.

—  Хорошо, —  не сводя с него глаз, Евдокимов придвинул стопочку тонких папок. — я дам тебе шанс, а ты сделаешь вывод. Годится?

Упрямец кивнул, соглашаясь.

—  Поспорить хотел? Давай! В папках материалы. Нераскрытые. ОРД — оперативно-розыскные дела. Выбирай. Занимайся — в свободное время. Будешь полезен, — не будешь, — все сам поймешь! И слова отпадут. Согласен?

—  Да.

—  Как вольный охотник. Ты сам, брат, в тайге не встречался с медведем?

—  Бывало…

— Вот так? А я думал что их уже нет.

—  В тайге еще есть.

—  Угу… Ну ладно. Вот, перед тобой, в этих папках -дела — «висяки». Кражи, грабеж, угоны. Типичный набор. Но, если с медведем дерзил, дерзни взять вот это. У этого «балл проходной» — наивысший. Результат, даже скромный, но явный, и я — первым выскажусь «За!». Обещаю. Возьмешь?

—  Возьму.

—  Не спросив, что это?

—  Разберусь же, когда возьму.

—  Ну, разберись! Это то, о котором ты слышал — расчленение трупа.

—  Разве это «Висяк»? Оно, кажется, шло хорошо?

—  Это кажется, а мы говорим всерьез!

—  Да! — замполит поднял трубку внутренней связи.

—  В общем так, замполит, отзываюсь. С Потемкиным, как джентльмен с джентльменом, мы устно договорились.

***

— Взвод, равняйсь! Смирно! Приказываю заступить на службу по охране общественного порядка и социалистической собственности в Червонозаводском районе города Харькова. При несении службы…

Все то же и так же… Пятый год это слышит Потемкин. Но приказ есть приказ, не отдав, нельзя требовать исполнения. «Прощай ППС…», — подумал Потемкин. Холодок, как волновая рябь, пробежал под ребрами. «Прав подполковник? А, может быть, это мое — ППС? И другого не надо? «Лучше быть первым в галльской деревне, чем в Риме — последним…».. Назад пути нет!».

Командир, перед тем, как скомандовать «Марш!», взглядом окинул надежнейших в этом строю. И Потемкин почувствовал: он — в обойме!

Ночная сработка тревожной сигнализации, в три-пять минут стянула к объекту и пеших и «авто». Приехал взводный. Он первым приехал. И спрятал — заметил Потемкин, секундомер в карман. Слаженно, в парах, патрульные группы «припали» к объекту, рассредоточились по территории.

«Проверка!», — вздохнул Потемкин. Увидев картонную, явно пустую коробку из-под макарон, с размаху и мощно влепил в нее правой ногой. Коробка была не на месте. На дорожке, — а там не должно быть хлама.

—  Ха-ха-ха! — рассмеялся взводный.

Он так и думал: ударит Потемкин! А для того, чтобы было над чем посмеяться, заблаговременно, плотно, в коробку вложил кирпичи.

Потемкин ударил как каратист — не пальцами, он приподнял их. Удар наносился передней подушкой стопы, и — ни как бы не мог отбить пальцы.

Коробка слетела, а тот не хромал.

—  Отбой, — поинтересовался Потемкин, — не забудете дать?

—  Ты ушлый, Потемкин. Однако не забывай — мы на службе! Пусть люди учатся.

—  Пусть — согласился Потемкин.

Пройдя взад-вперед. остановился он перед горкой красного кирпича.

«Обломился номер…», — подумал взводный, имея в виду, что Потемкин не пострадал.

На два кирпича, положив сверху третий, Потемкин с улыбкой вспомнил. «… два столба, и на них перекладина, -из Евтушенко, — видится: это два битла, несут третьего, убитого влюбленной гадиной».

С короткого взмаха, ребром ладони, он развалил кирпич. И повторил это, пять или шесть раз. Кирпичей, слава богу, хватало, а образ «влюбленной гадины», был потрясающим. Простым, кратким, мощным, — как классный удар…

— Дай рукавицу — и я так же саме зроблю!

«Я Вас не трогал!» — подумал Потемкин.

—  Возьмите! — сказал он. Он сам бил голой рукой.

Но возле кирпичной горки, лежали брезентовые рукавицы-верхонки, в которых работали днем рабочие.

Взводный, с оглядкой надел рукавицу, сложил кирпичи, поплевал в ладонь.

—  Ха! — рявкнул он, «залепляя» с размаху, в кирпич.

И затряс рукой. Кирпич соскользнул с перекладины, и упал, оставаясь целым.

Шумок проскользнул за спинами и со стороны. Подтянулись, закончив осмотр объекта, милиционеры. «Все, черти, видели!», — понял взводный.

«Мне бы не «хряпнуть» так же»!», — подумал Потемкин о Евдокимове.

Никчемно висела над головой, перегоревшая лампочка. Взмахом той же ноги, которую взводный считал ушибленной, — не удержался Потемкин, — разбил стекляшку.