Анастасия Соловьева - Полюбить Джоконду

— Надо куда-то идти! — Я сидела на кушетке в гостиной, одним глазом глядя в книжку, другим — на Гришку, растянувшегося на черном кожаном диване. — Надо идти! — Сейчас я стыдилась своего вчерашнего глупого поведения в ресторане.

Гришка тихо постанывает:

— Я не могу.

Я тем более. Не пойдем никуда. И я углубилась в чтение:

«Эпизод тринадцатый.

Дело было осенним вечером. На этой улице Буэнос-Айреса деревья росли под наклоном. Почему? Высокие многоквартирные дома по обе стороны тротуара заслоняли солнечные лучи, и ветви тянулись, согбенные, словно умоляя, к середине мостовой… в поисках света. Мабель шла на чаепитие к подруге, подняла глаза к вековым кронам, увидела, как мощные стволы склоняются, унижаясь» [7].

В поисках света… Да, знакомое состояние. Мы в поисках света пили водку. Вчера света не прибавилось, а сегодня и вовсе стемнело! А может, эти люди, наши пастухи, давно ждут, что мы пустимся во все тяжкие. Зачем они устроили для нас эту странную, тревожную, дорогую жизнь?

— Лиза, — тихо зовет Гришка. — Пойдем в Русский музей. Сколько так ни лежи, лучше не станет.

— Попозже. — Я с любопытством вчитываюсь в диалог подруг юности, Нене и Мабель. — Смотри, что на улице творится!

И вдруг в спальне зазвонил телефон. Я сразу догадалась: Саша. Кроме него никто не знал этого номера. Как обычно — разговор ни о чем. Ничего нового. Были в театре, два раза в Эрмитаже, сегодня собираемся в Русский музей… А у него много работы. Когда-нибудь мы будем вместе. Скоро. И все — конец связи.

Все-таки надо идти в музей.

— Гришка, подъем! — Но пока я говорила по телефону, мой компаньон задремал. — Хватит валяться! Мы идем в Русский музей.

Кое-как я растолкала его, и через час мы входили в помпезное здание на Миллионной улице. По дороге Гришка объяснил мне, что это здание — памятник архитектуры эпохи Екатерины II и что экспозиция музея условно делится на три части: русские иконы, картины европейских художников XVIII—XIX веков и современное искусство. Гришку в первую очередь интересовали иконы, а меня не интересовало ничего. Не только в музее, но и, кажется, в этом мире вообще.

В музее Гришка остановился у прилавка с альбомами. Альбомы дорогие, но нам теперь все нипочем! Я подумала, что коренным образом он изменил отношение к деньгам именно здесь, в Питере. Раньше мои траты повергали Гришку в суеверный ужас, зато теперь он легко выкладывал впечатляющие суммы за любую приглянувшуюся вещь. Сейчас Гришка вертел в руках книгу с четырехзначным ценником. Я не стала дожидаться, чем это закончится, отошла к зеркалу, подкрасила губы, поправила волосы. В обширном полутемном зеркальном пространстве отражалась мраморная лестница, ведущая в гардероб. Кто-то бежал по ней, перепрыгивая через ступеньки, на ходу расстегивая пальто. Я вгляделась… Это, конечно, от нервов: бегущий человек напомнил мне Сашу. Но откуда Саше взяться здесь?! Я все смотрела: он добежал до конца лестницы, остановился напротив зеркала спиной ко мне, нетерпеливым движением скинул с правого плеча пальто… Пораженная теперь уже неимоверным сходством, я обернулась, и в это мгновение он оглянулся тоже… Его пальто смешно повисло на плече. Передо мной стоял Саша.

Я даже не спросила, как он здесь очутился. Час назад звонил из Москвы — и вот уже стоит в вестибюле Русского музея. Мне было не до того… Мир вдруг стал стремительно меняться, как будто с переводной картинки смыли верхний бумажный слой. И под ней проступили яркие краски, четкие контуры… Сознание с трудом справлялось с этой лавиной перемен. Но вдруг стало страшно. Каким-то непонятным образом он нашел нас в Русском музее, бежал, прыгал через ступеньки. Должно быть, случилось что-то ужасное. Случилось или узналось… Выяснилось…

— Пошли. — Саша взял меня за руку.

Наверное, каждая женщина ждет, что среди тоски и однообразия появится человек с давно знакомым лицом и скажет: пошли. А куда, зачем… Какая разница? За этим долгожданным человеком все равно куда…

Но тут я вспомнила о Гришке. Кто же еще, кроме меня, позаботится о нем?

— Вот что, Гриша! Жди меня здесь, строго на этом месте, — бросила я ему, проходя мимо.

— Через три часа, — уточнил Саша.

Гришка, оторвавшись от только что купленного альбома, ошалело посмотрел на нас. Я угадала его состояние: он уже не мог удивляться. Орган, отвечающий за удивление, на пределе!

А потом мы вышли на улицу, остались вдвоем, и я забыла о Гришке. Впереди у нас три часа. Три часа настоящей жизни в реальном мире с яркими красками. Три часа…

— Почему именно три?

— Мне надо возвращаться. Работы много…

Он все еще держал меня за руку. Мы медленно шли по набережной, потом свернули в переулок.

— Возвращаться? — Я переспросила. — Когда же ты приехал?

Невозможно поверить! Почти все это время мы жили в одном городе. В получасе ходьбы друг от друга. Если бы знать! Но правильнее, наверно, было не знать. Чтобы не рваться — просто стынуть в тоске, сидя в очереди в ожидании приговора. Так хоть тяжелей, но спокойней.

— Как ты? — Саша чуть наклонился ко мне.

— Самое страшное, что я почти утратила чувство реальности. Параллельный мир… — Я путаюсь, говорю сбивчиво… — Вчера в книжный на Невском зашли, Гришке карту купить приспичило. Пока он там с картами разбирался, я взяла в руки первый попавшийся томик — оказалось, Гумилев. Вот, прочитала там стихотворение:

И совсем не в мире мы, а где-тоНа границе мира, средь теней…

Или за границей — я не помню, но, похоже, это про меня… А вечером в ресторан ходили и напились!

— Правда? — Он улыбается.

— Правда. Собирались сегодня в Летний сад, а попали в Русский музей.

Саша обнимает меня за плечи:

— Это не важно — Летний сад или Русский музей… А вот и моя гостиница.

Опять гостиница! Крошечный номер, пестрые обои… Не снимая куртки, я присела на кровать, покрытую линялым гобеленом. Где мы с ним только не встречались: на конспиративной квартире, в замке, у него дома. И теперь вот в этом приюте. Комната казалась мне такой заброшенной, такой неуютной, и было грустно представить его одиноко сидящим здесь.

— Что ты делал тут все это время?.. И почему не сказал мне, что ты в Питере?

— Я ведь сюда приехал на крайний случай. А пока ничего не происходило.

— Но ведь обязательно произойдет! Мы здесь затем и оказались.

— Больше не могу ждать! Заказчики…

Какие-то смешные люди — персонажи анекдота про новых русских — и примкнувший к ним Губанов. Саша должен мчаться на их зов. Дальше нельзя откладывать.