Замок - Владимир Моисеевич Гурвич

Эмма Витольдовна замолчала и взглянула на Мазуревичуте. Та выглядела очень взволнованной.

— Я должна этому верить, Эмма?

— Верить или не верить — это исключительно ваше дело, Рута. Я лишь передаю то, что увидела. Возможно, я неверно интерпретировала вашу конфигурацию планет, но уж тут я тоже ничем не могу вам помочь. Мои знания говорят именно о том, что я вам только что поведала. Только жизнь покажет, была ли я права.

— Я понимаю, — кивнула головой Мазуревичуте. — Дело все в том, что уже совсем скоро я должна принять решение о выдвижение своей кандидатуры на пост президента Литвы. Создана целая коалиция в мою поддержку. Есть люди, которые обещают финансовую помощь.

— Видите, все сходится.

— Сходится, — подтвердила Мазуревичуте. — Но очень тревожно, быть президентом — большая ответственность.

К женщинам стремительно приблизился Лагунов.

— Я слышал ваш разговор, можно в нем поучаствовать? — попросил он.

— Я, собственно, все уже сказала, — произнесла Эмма Витольдовна. — Больше мне пока добавить нечего. Если ко мне нет новых вопросов, с вашего разрешения займусь живописью.

Эмма Витольдовна достали кисти, окунала их в краску и уже хотела нанести первый мазок на холст, но внезапно ее рука, не дойдя до него считанные миллиметры, замерла, а затем вернулась в исходную позицию.

Несколько мгновений Эмма Витольдовна пребывала в полной неподвижности, затем положила кисти обратно, снова включила ноутбук и погрузилась в него.

49

Мазуревичуте шла так быстро, что Лагунов с трудом поспевал за ней. Впрочем, она не обращала на него внимания, даже было неясно, замечает ли она то, что он идет сзади. Она вышла из замка и с той же скоростью направилась к озеру. Сбежала по крутому склону вниз, ежесекундно рискуя упасть и переломать кости. Но, судя по ее поведению, такая опасность в данный момент ее не беспокоила.

Лагунов вслед за ней повторил ее маневр и едва удержался на ногах. Он посмотрел вниз и увидел острую корягу. Его всего передернуло; если бы он упал, то имел все шансы быть пронзенным острыми сучьями. Он понимал, что ведет себя не адекватно, подвергает себя ничем не оправданному риску, но ничего поделать с собой не мог — эта женщина притягивала его, словно мощный магнит.

Мазуревичуте выбежала на узкую кромку пляжа, дальше идти было некуда, можно было только плыть. Она остановилась, несколько мгновений пребывала в неподвижности, затем села прямо на песок. Лагунов остановился неподалеку от нее в нерешительности, не зная, как поступить — подойти ли к ней вплотную или будет лучше удалиться, оставив ее одну со своими мыслями и переживаниями.

Эта мизансцена длилась уже несколько минут и обещала затянуться на неопределенное время.

— Что вы там стоите? Если хотите, садитесь рядом, — услышал он ее голос.

Лагунов едва ли не прыжком преодолел разделяющее их расстояние и опустился на песок рядом с ней. Мазуревичуте бросила на журналиста взгляд и снова стала смотреть прямо перед собой. Он понял, что сама она начинать разговор не намерена.

— Я слышал, что вам говорила Эмма Витольдовна. Я не подслушивал, Вы мне разрешили, — на всякий случай уточнил он.

— Разрешила, — согласилась она. Он ждал, что она добавит к сказанному еще что-нибудь, но она молчала.

— Могу я задать вам несколько вопросов? — спросил Лагунов.

— Как журналист? — снова бросила она него мимолетный взгляд.

— Нет. Как мужчина.

— Задавайте.

— Почему вас так сильно взволновал этот прогноз?

— Вы спрашиваете, как журналист. Впрочем, не важно. Вы слышали, о чем идет речь?

— Да.

— Я испугалась.

— Вы? — почему-то сильно удивился Лагунов. — Вот уж кто не похож на трусиху, так это вы.

— Я бываю большой трусихой. Я реально боюсь.

— Но чего?

— Меня, в самом деле, хотят выставить на выборах кандидатом в президенты. Есть инициативная группа, туда входят влиятельные политики и бизнесмены нашей страны. И был опрос, у меня довольно приличный рейтинг.

— Но это же замечательно! — воскликнул Лагунов.

— И что вы видите в этом замечательного?

— Разве плохо быть президентом Литвы. А я сижу сейчас с будущим главой государства. Ничего подобного у меня еще не было.

— Вы не понимаете, это огромная ответственность. А я даже не представляю, насколько я к ней готова. Что я буду делать на этой должности?

Лагунов пренебрежительно махнул рукой.

— Вы полагаете, что другие президенты более готовы, чем вы. Некоторые из них весьма смахивают на идиотов, а некоторые — реально идиоты.

— Спасибо, вы меня сейчас утешили, — насмешливо проговорила Мазуревичуте.

— Я совсем имел в виду не вас, — поспешно стал оправдаться Лагунов. — Вот уж кто совершенно не похож на идиота, так это вы.

— Это-то я знаю и без вас. Но я привыкла выполнять все, что обещаю, и к каждому делу подходить с максимальной ответственностью. Понимаете, Сергей, я маленькая литовская девочка, из очень скромной, очень небогатой семьи. Моя мама медсестра, отец был сапожником, чинил обувь в мастерской. — Мазуревичуте перехватила недоверчивый взгляд журналиста. — А вы полагали, что мои родители академики.

— Я бы не слишком этому удивился, — пробормотал Лагунов.

— Просто я всегда очень любила учиться. Вот и стала доктором политологических наук, могу на равных говорить с самыми известными в Европе людьми на нескольких языках. Но это меня совсем не изменило, внутри я все такая же маленькая застенчивая девочка, которая, на самом деле, очень мало знает и комплексует по этой причине. Когда я думаю, как решить тот или иной вопрос, то с ужасом понимаю, что не представляю, как это сделать.

— Можно подумать, что другие представляют. Просто у них много наглости, вот они и уверяют все, что они знают, что надо делать. А на самом деле, ничего не знают.

Мазуревичуте кивнула головой.

— Я знаю, что во многих случаях так оно и есть. Но мне это не подходит. Я слишком много времени провела с Феликсом. Он привил мне представление, что безответственность — самый большой порок