Саша Суздаль - Мушкетёр Её Высочества

Он вытащил с пяток пакетиков, которые завернул в бумажку и отдал Даше, а один открыл и бросил крупицу какой-то травки в чай.

— Будешь пить каждый день поутру, — сказал он Вере, и добавил, глядя на Дашу: — А ты проследи!

Сёстры ночевали в доме комиссара Луценко, в горнице без окон, как будто специально сделанной для пленниц, а Семёна увели, и Вера беспокоилась, как бы его снова не принялись бить.

— Успокойся и спи, комиссар не глупый и справедливый, — сказала Даша, толкая Веру под бок, — ничего с твоим Семёном не сделается.

— Я всё слышу, — подал голос комиссар, лежащий в другой комнате, и сёстры захихикали, как будто студентки на лекциях. Они уже выяснили, что комиссар, перво-наперво, врач-травник, а уж потом военный командир и ничуть его не боялись.

Когда они встали, дом оказался пуст, а с улицы доносился шум и топот копыт. Выбежав на крыльцо, Даша увидела, что войска ушли вперёд, а возле ворот Тимоха грузил телегу, разговаривая с хозяином избы, который, уступив дом командиру, ночевал у соседей.

— Я вам сейчас чаю приготовлю, — сообщил Тимоха, но Даша его остановила: — Не беспокойся, мы сами.

Они быстро попили чай с конфетами комиссара, причем Даша, исполняя роль медсестры, плюхнула в чашку Веры щепотку травы. Вера сморщилась, так как травка оказалась невкусная, но перечить не стала, пытаясь быть усердной подопытной у врача, и надеясь на то, что комиссар, взамен, не станет трогать её любимого Семёна.

На улице ожидал Тимоха, который предложил им с ногами забраться в телегу и прикрыть себя клетчатым одеялом. Когда они уселись, Вера тревожно спросила:

— А где Семён?

— Твой Семён уехал на лошади вместе с Митрофанычем, — обернулся, улыбаясь, Тимоха. Ему в диковинку везти монашек, и их ежедневный быт весьма его интересовал. Он предполагал, что Семён – брат Веры, отчего она за него беспокоится. В своей семье Тимоха оказался пятым из десяти братьев и сестёр и такой сестринской любви не знал, так как каждый кусок хлеба дома стоял на учёте и, чтобы не остаться голодным совсем, приходилось драться и с братьями, и с сёстрами.

Он уже подумывал, не отдать ли в монашки пару своих сестёр, которые полюбят Бога, а заодно немножко и его, Тимоху. Поэтому всю дорогу он выпытывал у сестёр все подробности о монастырях и интересовался, как туда попасть.

Вера пообещала, что как только они приедут в Одессу, а войска комиссара отправились именно туда, то она напишет письмо матушке игуменье в Покровский монастырь, что в Киеве, и сестёр Тимохи, возможно, возьмут в монастырь послушницами.

— Боюсь, что они в монастырь не пойдут, — задумчиво сказал Тимоха, а потом объяснил, окидывая их невинным взглядом: — Они замуж хотят.

Сёстры не сдержались, и прыснули смехом, а Тимоха, широко улыбаясь, сказал: — Не понимают они своей пользы.

Впереди послышались выстрелы, ухнула пушка, и Тимоха придержал лошадей.

— Пусть воюют, а нам туда пока нельзя, — сказал Тимоха и, на немой вопрос Даши, объяснил: — Мне Митрофаныч приказал.

Через Пересыпь поздно вечером они въехали в Одессу, останавливаясь возле перегороженных улиц с караулами поляков, французов, греков и ещё каких-то военных, а потом сёстры Хоменковские долго путались по улицам Молдаванки, пока не нашли Запорожскую улицу и остановились возле дома тёти Офелии.

Вера наказала Тимохе найти Семёна и сообщить ему их адрес, а потом обняла Тимоху и попрощалась. Тимоха уехал в расстроенных чувствах, чуть не пустив слезу, и пообещал непременно заехать и сам.

Сестры зашли в палисадник, но дом оставался тёмный, как будто покинутый. Дверь оказалась закрыта и Даша, вспомнив, поднялась на цыпочки и под наличником обнаружила ключ. Открыв дверь, они зашли в дом и пытались найти лампу и спички, чтобы зажечь огонь.

Даша наткнулась на стол, и сразу же под руки попал коробок спичек. Она хотела зажечь спичку, но услышала над ухом мужской голос:

— Не нужно зажигать огонь.

Даша и Вера одновремённо закричали, застыв от ужаса.

— И не нужно кричать, — сообщил тот же голос и спросил: — Кто вы такие?

— Мы – сестры Хоменковские, — ответила Даша, понимая, что «голос», который хочет поговорить, не так опасен, как «голос» без голоса.

— Приятно познакомиться, но вашей тёти в городе нет, — сказал незнакомец.

— А где же она? — в один голос спросили Даша и Вера.

— Она там, где всем хорошо – на небе, — сообщил незнакомец.

— Кто вы такой? — возмутилась Даша. Ей казалось, что её водят за нос.

— Меня зовут Миша, — сообщил незнакомец и снял, как казалось Даше, шляпу, — моя мама дружила с вашей тётей Офелией, только потому я согласился присмотреть за её домом, пока не появитесь вы.

— Она знала, что мы приедем в Одессу? — не поверила Даша.

— Ваша тётя была мудрой женщиной, — сказал Миша и добавил: — Сидите тихо.

— Что? — не поняла Вера.

— Ради вашей тёти, ложитесь на пол и молчите, — прошипел Миша, и Даша поняла, по мелькнувшей тени, что он переместился в другую комнату. В тишине скрипнуло окно, и тут же раздался выстрел. Девушки непроизвольно вскрикнули, а на пороге появилась тень Миши.

— Какие же вы нежные, барышни, — сказал он, — можете ложиться спать, только ради бога, не зажигайте свет.

С этими словами он вышел через дверь, оставив их дрожащими и в темноте. Даша подкралась к открытому окну во второй комнате и выглянула. По улице шагал Миша, держа на плече какого-то человека. Дойдя до конца улицы, он сбросил его на перекрёстке и ушёл, стряхнув руки.

Даша непослушными руками закрыла окно, задвинула засов на двери и только тогда, на ощупь, зашла в комнату.

— Вера ты где? — прошептала она и поняла, что Вера рядом, когда сестра, пугая её холодными руками, дотронулась до неё.

Они в потемках нашли диван и завалились на него, укрывшись пледом и прижимаясь друг к другу. Даша не стала рассказывать Вере о трупе, который лежит на перекрёстке улиц и с дрожью подумала, что она будет делать, если труп придёт сюда, чтобы им отомстить.

В весьма странной ситуации оказалась Одесса к приезду сестёр Хоменовских: город разделился на несколько территорий, каждая со своей властью, подчиняющихся разным государственным образованиям.

Центр города и ближние Мельницы достались сербам и полякам из оккупационных войск. Вторгшийся в город Иван Луценко представлял собой власть петлюровской Директории и занял железнодорожный вокзал вместе с частью района Большого Фонтана.

Представитель Деникина, генерал-майор Гришин-Алмазов контролировал белогвардейские войска, которые захватили территорию порта и прилегающую к нему улицу Маразлиевскую. А весь район Молдаванки контролировался до зубов вооружёнными уголовниками Михаила Винницкого, прозванного Япончиком.