Барбара Майклз - Сыновья волка

Я сидела с опущенной головой, избегая его взгляда. Он принял мое молчание за отчаяние, но на самом деле я лихорадочно думала. Как долго я была без сознания? Сколько времени прошло с тех пор, как умчалась Ада? Если она найдет помощь в Миддлхеме, я смогу затянуть с исполнением своего решения. Но если ей пришлось добираться до Райпона или Йорка – я пропала. Нет, надо надеяться, что помощь придет, и постараться сыграть хорошо, чтобы оттянуть ответ!

– Давай кончать с этим, – сказал он жестко, – я тебе показал светлую сторону медали, теперь позволь показать темную. Если ты отказываешь мне сегодня ночью, Джулиан пойдет к Аде. Мой мягкий на вид Джулиан имеет некоторые склонности, о которых ты и не подозреваешь. – Он поймал меня за руку и притянул к себе, его глаза уставились в мои, они светились и были пустыми – глаза волка. – А теперь еще кое-что. Мой неудачливый сын Фрэнсис куда-то исчез, тебе известно об этом? Я очень опасаюсь, что бедный малый заблудился на болотах.

Я вскрикнула и закрыла было лицо свободной рукой, но Вольф перехватил ее, чтобы насладиться моей мукой.

– Значит, Джулиан был прав, – сказал он. – Тебе интересно будет узнать, Харриет, что Фрэнсис подозревается в принуждении нашей маленькой кузины к... ты понимаешь, о чем я. Мы никогда не сможем получить от нее внятный рассказ об этом, потому что от шока, перенесенного после жестокого обращения, может повредиться ее разум.

Я плюнула ему в лицо. Это поразило нас обоих.

– Дайте мне несколько часов, – сказала я, – я должна подумать.

– Один час. – Он освободил мои руки так внезапно, что я упала на спину. – Один час и ни минутой больше.

Он поднялся – и одно лишь движение превратило его из сильного властного человека в отвратительного калеку. Пока он, раскачиваясь, ковылял к двери, я впилась жадным взглядом в его безобразную походку; он обернулся, и на лице его, как в зеркале, отразилось его физическое уродство.

– Можешь разглядывать сколько хочешь. Очень скоро у тебя будет много времени, чтобы изучать мои несовершенства. И пока ты здесь, поразмышляй и об этом тоже.

Из нагрудного кармана оп достал какой-то лист, и я узнала по красной восковой печати письмо моей бабушки. Подняв его высоко, он медленно и демонстративно порвал его сначала на полосы, потом еще раз, поперек, на мелкие кусочки, разжал руку, и клочки бумаги закружились, как конфетти, падая на пол.

– Единственное доказательство, что второе завещание существует, – сказал оп тихо, – а само завещание, как тебе известно, у меня. Теперь, Харриет, думай. Я буду внизу, если час тебе покажется слишком долгим.

Как только за ним закрылась дверь, я подошла к окну. Ночь была холодной и ясной, луна стояла высоко. Я долго вглядывалась в ночной пейзаж, как вдруг внизу почувствовала какое-то движение. Это был всадник, он как раз проезжал в тени под аркой ворот, и мое сердце отчаянно забилось. Но напрасно. Это был Джулиан.

Я вернула доску на место, оставив небольшую щель. Нельзя, чтобы он увидел открытое окно. Джулиан остановился внизу под башней и посмотрел вверх, а я подумала, как внешность действительно бывает обманчива. Со светлым шлемом волос и мечтательным лицом он напоминал молодого монаха.

Из проема, который вел в подвалы, появилась вторая фигура. Человек был похож на паука со своими скрюченными короткими нижними конечностями и ненормально длинными руками. Лунный свет, как и любой другой, был безжалостен к нему. Вот он поднял одну гротескно удлиненную руку во властном призыве. Джулиан подъехал к отцу, несколько минут они разговаривали. Тишина стояла такая, что я даже слышала голоса, хотя не могла разобрать слов. Потом Вольф нырнул снова в проем, а Джулиан пересек двор. Он спешился, оставив лошадь под одним из монастырских сводов, и тоже исчез в темном проеме двери.

Я снова впилась долгим отчаянным взглядом в дорогу – такую пустынную, залитую лунным светом. Внизу возникло новое движение.

То были собаки. Они появились во дворе как по волшебству – ожившие каменные изваяния, выпущенные из каменного плена. От одного взгляда на них мне стало холодно, холоднее, чем под ледяным ветром.

Когда я отошла от окна, меня вдруг осенило. Собаки выпущены на волю. Почему-то я думала, что они будут сторожить мою дверь, как раньше Локи. Но теперь Джулиан и Вольф находились в одном из подвалов, а собаки во дворе, и я получила свободу передвижения в башне.

Я нашла дверь, ведущую из башни к подвалам, на ощупь. Она открылась, как только я слегка надавила на нее. Темнота здесь не была такой непроницаемой. Слабый свет просачивался сюда со двора, и я смогла разглядеть, что коридор пуст. Я приблизилась к комнате с окном над дверью, поднялась на цыпочки и заглянула, как делала это уже однажды.

В комнате было так холодно, что изо рта Вольфа и Джулиана вылетали облачка пара. Вольф сидел на единственном стуле в тяжелом пальто с меховым воротником. Джулиан быстро ходил взад-вперед по комнате, потирая руки, чтобы согреться.

Я обеими руками ухватилась за решетку окна. Если бы они взглянули сейчас в мою сторону, то смогли бы увидеть мои руки и лицо, прижатое к прутьям, но они не смотрели сюда. У них была другая жертва для пыток.

– Он очнулся, – сказал Джулиан отцу через плечо, – не знаю, как давно, и слышал ли он что-нибудь.

– Это не имеет значения. – Вольф был похож сейчас на зловещего идола – руки в перчатках сложены на коленях, взгляд неподвижен. – Дай ему немного бренди.

Джулиан с удивлением взглянул на отца. Потом, пожав плечами, достал флягу из кармана и снял крышку. Фрэнсис, давясь, закашлялся от крепкого зелья, и это вызвало довольную улыбку у Джулиана. Бренди скоро произвело ожидаемый эффект. Кашель прекратился, и Фрэнсис попытался сеть. А Джулиан, в пародии на братскую заботу, поддержал его за плечи, устраивая голову на подушке.

– Боже всемогущий. Ну и холод здесь! – пожаловался Джулиан. – Сколько еще нам ждать?

– Я сказал – час.

– Сидеть в этом леднике, когда наверху ждет теплая постелька!

Я увидела, как Фрэнсис при этих словах напрягся, и Джулиан, в поисках очередного развлечения, сразу к нему повернулся:

– Прекрасная теплая постель и кое-что еще, тоже тепленькое, в придачу. Это не увеличит твои страдания и боль, дорогой брат, я думаю? Ведь только твое упрямство не позволяет тебе быть сейчас на моем месте.

Свеча опустилась так низко, что Фрэнсис вынужден был отвернуться, иначе огнем подпалило бы его волосы.

– Я не могу поверить, – произнес он потрясшим меня, неузнаваемо тихим голосом, – возможно, теперь я передумаю.

– Слишком поздно. – Вольф покачал головой.

– Но почему?