Дороти Иден - В когтях у хищника

Гасси! От ужаса у нее буквально волосы стали дыбом. Неужели исчезновение Гасси все-таки не случайно?

«Уезжайте, — советовал ей Дугал. — Заприте на ночь дверь». — Она думала, что он сказал ей это под влиянием буйной фантазии своей матери, но, скорее всего, он тоже знает что-то, о чем как раз и собирался ей утром рассказать. Все это каким-то невероятным образом связано и со светом в нежилом крыле, и с ночными криками, а теперь вот еще с несчастной старушкой, которая не в себе.

Ее рука лежала на рукоятке дверцы. Она осторожно нажала на нее, и дверца стала открываться.

— Тони, что ты делаешь? — закричала Айрис. Антония едва успела перекинуть ноги через порог, как Ральф схватил ее за руку худыми цепкими пальцами и задержал.

— Выпустите меня, пожалуйста! — сказала она, тяжело дыша и стараясь не сорваться. — Я хочу выйти. Так будет лучше видно шествие.

— Вам нельзя перегружать больную ногу, — настаивал Ральф.

— Правда, нельзя, дорогая, — словно эхо, повторила Айрис.

Антония чувствовала, что не в силах больше справиться с волнением.

— Господи, уж если я могу танцевать, я вполне могу пять минут и постоять!

— В том-то все и дело, дорогая. Если ты собираешься вечером с нами, тебе следует поберечь ногу. Ты же знаешь, опухоль все еще не спала.

Айрис немного наклонилась вперед. Антония различила запах ее духов — Шанель № 5. Именно эти дорогие духи кто-то из озорства разбрызгал по всей ее комнате. Вокруг маленькой головки Айрис нимбом сияли бледно-серебристые волосы и обрамляли ее напряженное белое лицо. Антония чувствовала, что крупное тело Саймона тоже натянут, будто струна. Лицо Ральфа с плоскими губами было невыносимо близко от нее, он до боли сжимал ее запястье. У девушки возникло дикое желание закричать так же, как кричал кто-то, когда она падала с лестницы. Закричать, словно оказавшийся в ловушке кролик, чтобы люди обратили на нее внимание, и она смогла бы сказать им: «Меня насильно здесь удерживают!»

Мимо проплывали благоухающие цветы. Слышались взрывы аплодисментов и приветственные возгласы. Казалось, воздух наполнен лишь солнцем и цветами. А где-то рядом несчастная безумная старушка ищет дорогу на вокзал, чтобы успеть на какой-то несуществующий поезд. Кто она? Имеет ли она какое-нибудь отношение к Хилтопу или Антонию опять подводит болезненное воображение?

Наклонившись к ней, Ральф Билей захлопнул дверцу машины. Он выпустил ее запястье, слегка похлопав по руке холодными сухими пальцами.

— Думаю, мы уже можем ехать, — объявила Айрис. — Мы почти все увидели. — Она по-прежнему сидела на самом краешке, однако ее лицо казалось уже почти спокойным. — У меня куча дел, да и Антония должна дать своей ноге немного отдохнуть. Как вы считаете, Ральф?

— Отличная мысль. Можно попробовать приложить холодные компрессы.

Время для компрессов давно прошло, хотелось сказать Антонии. Но она вдруг словно дар речи потеряла — как будто все они беспокоились о ком-то умирающем.

— Ради бога, поехали же! — не выдержал Сайгон, и Ральф нажал на стартер.

Как только они приехали домой, Айрис заявила, что ей надо сделать несколько звонков, и заперлась в спальне. Антония хотела позвонить Дугалу, но ей пришлось ждать. В ее комнате телефона не было, а с того, что стоял в холле, было невозможно спокойно поговорить. Рядом постоянно, случайно или намеренно, кто-нибудь крутился. Не могла же она, когда тут же возле клетки суетился Саймон, сказать: «Я чувствую себя узницей. Мне не разрешили даже выйти из машины». Казалось, каждый раз, когда ее звали к телефону, Саймон непременно оказывался возле своих птичек. Или с красиво повязанным вокруг головы красным шарфиком Айрис принималась вытирать с перил пыль. Или же проворно, словно мышь, по холлу прыгала со щеткой в руках Белла.

А когда звонила Айрис, она закрывалась в своей комнате, и никто не знал, о чем она там говорит. Заказывала ли она продукты, обсуждала с рабочими цвета красок и обоев… или же быстро шептала: «Вы ее еще не нашли? Она не должна бродить по улицам. Она опасна».

Почему вдруг Антония подумала, что Айрис звонит по поводу потерявшейся женщины?

Наконец Айрис спустилась вниз, а чуть позже Антония увидела, как она гуляет с Ральфом Билеем по саду.

Надо скорее позвонить Дугалу! Однако поспешите в холл, она увидела, что Саймон все еще там. Он шевелил в клетке пальцем и рассеянно цокал языком, потому что смотрел не на птиц, а на Айрис и Ральфа. В лучах солнца казалось, будто они сошли с картины Кэмпбелла Тейлора — такой же просторный светлый зал, из открытых дверей которого начинается дорожка, а в конце ее — две фигуры.

Через несколько минут Ральф снова сел в машину и поехал по дороге с холма. Айрис метнулась в дом и затараторила:

— Мне надо приготовить чай. Холстеды возвращаются. Антония, почему ты на ногах? Тебе надо прилечь.

На пороге появились Джойс и Дэвид Холстеды.

— Саймон! Вы все возитесь с этими птичками! — добродушно пророкотала громогласная Джойс. — Но они и правда милы. Я бы с удовольствием украсила шляпку вон тем желтеньким пучком перьев. Правда, цветы были чудесны? У меня буквально дыхание перехватывало.

— Да, очень красивые, — согласилась Айрис. — На следующий год я хочу засадить тут все георгинами. Они такие яркие. Если, конечно, их не прибьет ветром. Я поставила чайник. Сейчас будем пить чай. Белла отдыхает, бедняжка.

Джойс громко рассмеялась:

— Вы только посмотрите на Саймона! Наверное, он принял за чистую монету, когда я сказала, что хочу украсить шляпку желтыми перышками.

— Это ведь Джонни! — ответила Айрис. — Несчастный Саймон! Он убьет любого, кто тронет Джонни. Правда, дорогой?

— А эта сумасшедшая! — неожиданно вспомнила Джойс. — Вы слышали радио? У меня даже мурашки бегают, когда я думаю, что где-то рядом может бегать псих.

— У меня тоже, — согласилась Айрис. — Они совершенно испортили мне весь праздник. Надеюсь, ее найдут раньше, чем мы выедем из дому.

— В Крайстчерче сто пятьдесят тысяч человек, — резонно заметил Дэвид Холстед. — Едва ли именно мы натолкнемся на эту несчастную старушку.

Его жена содрогнулась:

— Да, пожалуй. Однако таких людей надо бы запирать получше. Чтобы они не смогли убежать.

Яркие глаза Айрис беспокойно заметались по комнате.

— Я с вами полностью согласна, — воскликнула она.

Они как раз пили в холле чай, когда в дверь позвонили, и на пороге появилась старушка с гладко причесанными седыми волосами и печальными голубыми глазами, аккуратно одетая во все черное.

Джойс Холстед открыла рот от изумления, а Айрис подскочила на месте, и ее чашечка со звоном запрыгала по блюдцу.