Лоис Гилберт - Без жалости

Некоторое время я стояла и смотрела на тропу, по которой ушел в лес мой козлик, потом зашагала по ней, но не к ферме, а вниз по склону холма, все больше углубляясь в лес. Ружье я повесила на плечо, и приклад при каждом шаге несильно похлопывал по бедру. Теперь будущее представлялось мне в розовом свете, и я смотрела на мир куда веселее, чем прежде. Больше не было необходимости оставаться с дочерью на ферме. Злоупотреблять гостеприимством бабушки и проводить в этих краях еще одну зиму уже не имело смысла. Я чувствовала себя здоровой и сама могла позаботиться о своем семействе. Настало время перемен!

Пройдя сто ярдов вниз по склону, я увидела перед собой на тропе какой-то холмик, который в сумраке леса легко было принять за кучу опавших листьев. От кучи исходил хорошо знакомый, даже привычный в недалеком прошлом, запах — тяжелый и древний как мир. Запах, который я помнила еще по Африке…

Ноги у меня подогнулись, и хотя я упрямо продолжала идти вперед, часть моего сознания противилась этому, требовала, чтобы я вернулась на ферму.

Но я продолжала медленно брести по тропинке.

«Нет. Только не здесь и не сейчас! Господи, сделай так, чтобы это было животное», — вознесла я молитву Творцу. Но когда я подошла ближе, то увидела одежду из джинсовой ткани, а еще заметила белый воротничок.

Я добралась до места, где находилась груда мертвой человеческой плоти.

Как я уже говорила, мне приходилось иметь дело с мертвецами. В Судане я обычно указывала санитарам на мертвые тела — это были по преимуществу трупики детей, — требуя, чтобы их перенесли в дальний конец лагеря и сожгли в выкопанном там глубоком рву, превратившемся со временем в гигантскую братскую могилу. Но я никак не ожидала увидеть мертвеца в этом лесу, который окружал ферму моей бабушки.

Это был настоящий шок. Прошел уже год с тех пор, как я в последний раз видела мертвое человеческое тело, а это лежало на виду, ничем не прикрытое, прямо на тропе — негодный мусор, да и только. Глаза мертвеца были мутны, широко раскрыты в пустоту, ноги согнуты, зато руки он разбросал во всю ширь, словно намереваясь обнять весь мир. Подойдя еще ближе, я увидела в животе ужасную рану — результат выстрела картечью, сделанного в упор, который разнес брюшину и перемолол внутренности, превратив их в подобие мясного фарша багрового цвета. В ране уже завелись черви, но, пока солнце не пригрело, они вели себя довольно вяло.

Рубашка, которую носил этот человек, была когда-то белого цвета, но теперь она вся была перемазана кровью, а джинсы и куртка, в которые он был одет, покрыты запекшимися сгустками, так что можно было подумать, будто ткань местами выкрашена черной краской. На правом виске у мертвеца была видна большая ссадина, а руки у него были сплошь избиты и исцарапаны — казалось, прежде чем швырнуть его здесь, на лесной тропе, его долго тащили по каменистой земле, поросшей колючим кустарником.

На первый взгляд этому человеку было лет шестьдесят — шестьдесят пять. Он был высок и широкоплеч. Я заметила у него на щеке и на шее темные пятна — следы какой-то уже виденной кожной болезни. В Африке мне приходилось лечить людей с аналогичными симптомами. Приглядевшись, я поняла, что это следы саркомы Капоши, а она, в свою очередь, указывала на наличие в организме вируса СПИДа. Кожа у человека была пепельной от потери крови, а рот был открыт в последнем крике — не то удивления, не то боли.

Я стояла над трупом, смотрела на него и пыталась понять, почему этого человека, которому оставалось жить на свете из-за болезни совсем недолго, убили с такой невероятной жестокостью. Хотя я привыкла в Судане созерцать трупы, но, к своему удивлению, неожиданно пришла к выводу, что при виде этого мертвого человека испытываю чувство глубокой скорби. Несмотря на нанесенную ему кошмарную рану, которая сильно изменила его облик, я решила, что он кого-то мне напоминает: походил на моего брата Райана — вернее, так, возможно, выглядел бы брат в шестьдесят пять лет.

На какое-то мгновение мне показалось, что мертвец смотрит на меня, и я замерла, будто в гипнотическом трансе. Потом, однако, сообразила, что на самом деле его взгляд был зафиксирован на убийце, и, хотя я знала, что так не бывает, не могла отделаться от ощущения, что в его остекленевших глазах отпечаталось изображение того, кто с ним расправился.

На лице умершего застыло выражение ужаса, и я, поежившись от ледяного озноба, несколько раз глубоко вдохнула и сделала пару шагов назад. Руки у меня тряслись. Скажу правду: мне было очень страшно.

Прижав к себе свой верный «ремингтон», я оглянулась. Мне в голову пришла мысль, что я совершенно одна в этом ставшем вдруг таким неприютным лесу. До дома примерно миля и как минимум две мили до любой мощеной дороги. Другими словами, кричи я в случае чего, не кричи — никто бы меня не услышал.

Сердце сильными толчками гнало в кровь адреналин, и я, сорвавшись с места, побежала. Мной стала овладевать паника, и в голову приходили спутанные, беспорядочные мысли — одна страшнее другой.

«Нет, — думала я, — это не несчастный случай на охоте. Кто-то подкараулил и убил этого человека. Тот, кто знал про эту тропинку в лесу, которая выводит к водопаду».

Владения моей бабушки составляли примерно четыреста акров, и в них входили не только поля, но и близлежащий лес и водопад. А это означало, что по нашей земле разгуливал убийца. Возможно, он и сейчас еще находится в наших владениях.

Пока я бежала, меня не оставляло чувство, что за мной наблюдают. Сердце колотилось как бешеное, ноги все больше тяжелели и наливались свинцом, а когда я поднималась по склону, приклад ружья немилосердно колотил меня по ногам и я всякий раз болезненно морщилась. Несмотря на все эти неприятные ощущения, я бежала довольно резво: меня подстегивали страх и желание поскорее добраться до дома. Более всего на свете я хотела сейчас увидеть родную ферму и ее обитателей: Эми, Райана и бабушку.

Пробежав с полмили, я почувствовала, как колет в боку, и это сильно поубавило мне прыти. Пришлось перейти на быстрый шаг. Но стоило мне выйти на опушку леса и увидеть стоявший на пригорке наш старый дом, как я снова побежала — напрямик через поля, в которых еще держался никак не желавший рассеиваться туман.

— Райан! — закричала я у дверей. — Эми!

Собаки, которые были заперты на кухне на первом этаже дома, залаяли, но из дверей никто не вышел. Я изо всех сил дергала колокольчик. Сердцебиение не унималось, руки ослабели, и ладони стали скользкими от пота. Но я, не давая себе передохнуть, звонила до тех пор, пока брат не открыл дверь.

— Какого черта?.. — проворчал он, поправляя очки, затем вскинул голову и посмотрел на меня еще припухшими со сна глазами.