Бабочка огня - Маша Ловыгина

машинку и домик. Ваня сразу же облюбовал заготовку с колесами и стал возить ее по полу.

Я села на кровать и привалилась к стене, глядя на занятых новым делом детей. Однажды одна из преподавательниц в нашем колледже сказала, что безусловной любви к чужим детям не существует. К близким и родным, да, а вот к чужим... Спорить с ней ни тогда, ни сейчас я бы не стала. Потому что объяснить то, что я чувствую к этим мальчикам, одним словом не могу. Я люблю свою сестренку и переживаю, как она там без меня. И когда меня нет рядом с сыновьями Кречетова, я тоже переживаю...

Новые книги и раскраски прятать я не стала. Все это – собственность мальчишек, пусть учатся. С собой на улицу мы взяли большую коробку цветных мелков.

Через полтора часа территория перед домом напоминала вернисаж. Красно-зелено-синие человечки, деревья, домики и машины, солнце и Чебурашка заняли почетные места на плитке и на стене пристройки. Даже охранники вышли посмотреть, во что превратился двор. Как обычно, я рисковала, но так как в правилах ничего насчет «наскальной» живописи сказано не было, то в случае претензий мне тоже было чем ответить.

В какой-то момент вышел Дмитрий, мельком глянул в нашу сторону, а потом замер, удивленно вскинув брови. Качнув головой, поднес телефон к уху, отвечая на звонок. Скрывшись за калиткой, он не появлялся несколько минут, а затем вернулся с плотным белым пакетом в руках.

Когда Таисья собиралась домой, то сказала мне, что на следующий день приедет только к обеду. В ее квартире будут ставить новую плиту, и ей, конечно же, нужно при этом присутствовать. Так как утром завтракали только мы с детьми, проблема разрешалась сама собой. Я всегда могу приготовить им кашу, сырники или омлет, который так любит Макар.

– Если придет торговка, ее зовут Василиса, – посмотрела на часы Таисья, – возьми для меня полтора килограмма творога, хорошо? – Она сунула мне в ладонь смятую пятисотку. – Если что-то детям, то ты знаешь, где лежат деньги. Только особо не распространяйся об этом, ладно? Помни, что я говорила про Ольгу.

– Да-да, конечно, помню! Молоко воняет! – Прыснула я.

Когда она ушла, я посадила детей ужинать. Они были так довольны проведенным на свежем воздухе временем и новым занятием, что съели ужин подчистую, а это, на минуточку, была запеканка из цветной капусты, которую я приготовила со смесью яиц, молока и сыра. Ваня с интересом разглядывал белые соцветия и тянущуюся за ними сырную нить, но, когда Макар сказал, что он съест быстрее, стал активно работать вилкой и быстро догнал брата.

Вечерняя суматоха не утомляла меня. За играми и разговорами время неслось незаметно. Усталость я чувствовала уже тогда, когда возвращалась в свою комнату. И вот, уложив детей и мечтая принять душ и рухнуть в постель, я ушла к себе. Вспомнив о том, что нужно поставить стирку, стала собирать полотенца и белье. Несколько раз я прошлась по комнате туда-сюда, прежде чем заметила лежащий на кровати белый пакет.

Я развернула его. Внутри лежала прямоугольная коробка. Когда я вытащила ее наружу, то не удержалась от возгласа. Это был смартфон, да не какой-то там дешевый, а самый что ни на есть навороченный. Страшно подумать, сколько стоила эта фиговина с экраном! У меня даже руки задрожали от осознания, что будет, если я ненароком уроню коробку.

Принести его сюда мог только Дмитрий. Получается, что пока я была в детском отделе, он купил телефон. Явно не по собственной инициативе, а по приказу Кречетова. И что мне теперь делать с этим добром? Никакого сожаления от скорого расставания с дорогой игрушкой я не испытывала. Наоборот, ощутила, как внутри заледенело.

– Что же вы, Михаил Айвазович, русских слов не понимаете?! – Пробормотала я и, зажав коробку локтем, вышла из комнаты.

Глава 33

Рита

Сначала я спустилась на кухню, это заняло у меня не больше минуты, а затем отправилась к Кречетову.

Приглушенные голоса я услышала, как только подошла к лестнице, ведущей к хозяйским покоям. За закрытой дверью разговаривали двое – Кречетов и Дмитрий. К моему удивлению, безопасник позволял себе такие выражения, каких я даже у себя в Солониках от местных алкашей не слышала. Мне стоило больших трудов побороть в себе желание прижаться ухом к дверной щели, чтобы узнать, что вызвало такой поток непечатных слов, но умом-то я понимала, что вряд ли разберусь во всех этих вещах.

Я отошла к панорамному окну и стала глядеть на утопающий в вечерних сумерках пейзаж. Передо мной снова встало лицо Ильи, его высокая крепкая фигура с длинными ногами и висящий на локте мотоциклетный шлем. Я вдруг живо представила, каково это лететь по ночной дороге в потоке света одиночной фары, когда плотная темнота сжимается по бокам, а впереди находится лишь пугающая неизвестность. Вся моя жизнь была похожа на такую дорогу, и скорость, с которой менялись обстоятельства и лица, пугала меня, но не останавливала. Я знала, чего хочу, хоть и боялась признаться самой себе в том, что боюсь не справиться.

За дверьми раздался громкий хлопок. Я вздрогнула, моментально вынырнув из своих раздумий и прислушалась. Сначала мне показалось, что это был стук закрывшейся форточки, потом я почему-то подумала про выстрел, и меня окатило ледяной волной. Но голоса зазвучали снова, и я выдохнула, запретив себе придумывать то, чего нет. Скорее всего, кто-то из мужчин не выдержал и ударил по столу. Как Хрущев, который стучал ботинком по трибуне во время доклада. На самом деле, кажется, такого не было, да и представить Кречетова или Дмитрия с башмаком в руках не получалось, но подобное зрелище вернуло бы меня в более-менее нормальное состояние. Нервы ни к черту, вот и мерещится разное.

Наконец дверь распахнулась. Дмитрий вышел первым и, не заметив меня в темноте, зашагал к лестнице. Хорош безопасник, усмехнулась я про себя и направилась в комнату, где оставался Кречетов.

– Добрый вечер, Михаил Айвазович, – твердо сказала я, разглядывая спину хозяина дома.

Он обернулся. Лицо его было напряженным и злым.

– Чего тебе?

Я положила перед ним коробку с телефоном.

– Хотела поблагодарить за столь щедрый подарок и сказать, что взять его не могу.

Кречетов зыркнул на меня и прошипел:

– Бери, я два раза предлагать не стану.

– Есть такие предложения, от которых невозможно