Сладкий - Маша Ловыгина

– Ясно, – кивнула она. – Мне про вас абсолютно все ясно, Григорий Тимофеевич.

– А... – отмахнулся тот и, схватив куртку, вышел вон, по пути грохнув входной дверью.

Варвара покачала головой:

– Какие у вас здесь все умиротворенные! Прям зависть берет!

Люба уперлась ладонями в стол и сурово посмотрела на Варю.

– Довела мужика? Язык твой – враг твой! Меня почему не спросила?

– Так бы вы мне все и рассказали! Ага, верю! Нет, я от вас теперь не отстану! Тем более, что кое-что я уже...

– Вот ведь лихоманка... – выдохнула Люба. – Ладно, твоя взяла. Только ты мне скажи, в Прохоровку затем и бегала?

Они уставились друг на друга. Варвара с минуту еще пыхтела, пытаясь вникнуть в слова хозяйки дома. Но затем все же сказала:

– Да, именно так!

– Ох, и дурища! Понесли тебя черти... Зарок мне дай, что не растреплешь никому!

– Погодите-ка, баба Люба, – прищурилась Варвара, – это как же я вам зарок дам? В соучастники меня вздумали записать?

– Да не о том ты! – не выдержала Люба и опустилась на табурет. – Мы и сами не знаем, что там произошло...

– Как это? А кости? Кости-то чьи? Человечьи?

– Типун тебе на язык! – Дрожащей рукой Люба достала бутылку настойки и вытащила пробку. – Ермоленко можно понять. Он не верит во все это. А я чую: быть беде. Вот прям сердцем чую...

– Да о чем вы толкуете?

– Колдовство это, Варя. Черная магия, помяни мое слово...

Рецепт обычного злодейства

Варвара почувствовала, как по ее рукам и спине табуном понеслись мурашки.

«Вот оно! Именно то, о чем говорил Семен Аркадьевич! Теория и практика в одном флаконе!»

– Будешь? – баба Люба взболтала содержимое бутылки и посмотрела ее на свет.

– Конечно! – Варя пододвинула приготовленную для Ермоленко чашку с розочками на боку.

Принимая столь героическое решение, она отмела от себя любые сомнения в надежде, что бабка Люба нашла в ней прежде всего собеседника, а не собутыльника. К тому же, как она помнила, этот напиток был скорее тонизирующим, раз все его здесь пьют в любое время дня и ночи. Странно было бы думать, что тот же Ермоленко является на службу под хмельком. Да и заботится о нем Люба, переживает. Даже Столетову для его собаки этой настойки выдала. Явно не затем, чтобы пес песни петь начал.

При мысли о Столетове Варе стало очень грустно. Печаль прохладной волной коснулась ее сердца, вызвав короткий вздох.

Люба плеснула себе и ей, затем подняла кружку и, пробормотав что-то вроде «Господи, прими за лекарство», выпила залпом. Варвару вновь обуяли сомнения, но она все же сделала глоток и мысленно проводила жидкость по пищеводу. Через пару минут тело расслабилось, ноги перестали гудеть, и даже горящие уши уже не так щипало от прихватившего их мороза. Варвара еще раз осторожно понюхала чашку.

– Боишься, что напоить тебя хочу? – усмехнулась Люба.

– Нет. Просто пытаюсь понять, что здесь. Мне бы этот напиток пригодился. Иногда никаких сил не остается. Ложишься вечером, а утром ощущение, что даже не спала.

– Так может, не там и не с тем ложишься-то? – хихикнула Люба.

Варя лишь дернула уголком рта. Это и так понятно, к гадалке не ходи...

– А я тебе рецепт напишу, хочешь? – предложила хозяйка дома. – Нравишься ты мне. Только ведь у себя в городе ты таких трав да цветов не найдешь. И готовить эту настойку надо в специальное время, с определенным настроем, молитвами и заговорами. К этому делу призвание нужно. Не только желание.

– Честно говоря, я вообще далека от всего этого. Как говорил профессор Северус Снейп: «Какая разница между аконитом и борецом?»

Люба вскинула брови:

– Никакой! Что ж это – профессор, а такие глупые вопросы задает?

– Это для вас они глупые, а для меня – тайна, покрытая мраком. Вы не подумайте, я с уважением отношусь к народной медицине, но... В общем, «Битва экстрасенсов» не мой формат, – она кашлянула, – но зрителям нравится. Таинственно и жутко. Ведьминские штучки-дрючки разные...

– Ты что же, думаешь, я ведьма, что ли? – нахмурилась Люба.

– Ну почему же сразу ведьма? Ведунья, знахарка, – пожала плечами Варя. – Как-то ведь вас здесь называют? И уважают. Сами говорили, что тюремный врач приходит советоваться.

– Говорила, не врала, – выпрямилась Люба. – Дар у меня. Я о том раньше даже не догадывалась, а как с Родей сошлась и сюда приехала, оно и началось.

– Ого, это как это?

– Так я думала, ты в Прохоровку-то за тем и ходила, чтобы вызнать?

– Ну да, только ведь там сейчас никого не осталось, кроме... Вы знаете, тот мужчина, Егор Столетов, который к вам приходил. Вы ему еще настойку дали для собаки. А он не постоянно там живет. Он в отпуск приехал. Так что вы уж мне сами как можно подробнее все расскажите, пожалуйста.

Люба пожевала губами, а затем начала:

– В Прохоровке одно время знахарка жила. Заговорами лечила, по-женски помогала. В тот год, по осени, когда я на Сладкий приехала, мне местные бабы о ней рассказали. Я ведь ребеночка хотела. Пошла я к ней, значит. А она уже совсем старенькая была. Что тебе одуванчик... Я как ее увидела, аж голова закружилась. Глаза у нее такие, не знаю, как и объяснить. В душу смотрят. – Люба потерла подбородок. – И понимаешь, какая оказия вышла, померла она аккурат передо мной, только мы за стол сели. Она мне из корзины яблоко достала и в руки дала. Я взяла и... все. Лежит уж. На похороны потом ездила.

– Боже мой, – прошептала Варя.

– Вот с того времени и сны мне всякие стали сниться. И будто я откуда-то все эти мудреные вещи знаю. Откуда, поначалу не понимала. А потом уж до меня дошло...

Варвара потянулась к Любе через стол, увлеченная ее рассказом.

– Знахарка эта перед смертью мне свой дар передала, как я думаю. Иначе я объяснить не могу. Вот хочешь верь, хочешь нет.

Варя покачала головой: да, это не телевизионные колдуны и ведьмы, активно ведущие соцсети. Это простая деревенская женщина, которую этот странный дар и не обогатил, и