Никого не жаль - Марина Крамер

– Нет. Но ведь прокатиться с ветерком и потом попить кофейку на террасе всегда здорово, правда? Спускайся, Юлиана, и улыбнись – жизнь прекрасна!

Наверное, это так и есть, когда тебе всего двадцать шесть, а голова твоя ничем в принципе не занята.

Лизель хорошо говорила по-русски – ее семья содержала небольшой гостевой дом и сдавала комнаты русским туристам, потому Лизель выучила язык и работала в гостевом доме управляющей, помогала отцу вести дела. Ее друг Петер, молодой тощий парень с огненно-рыжей шевелюрой, работал в автомастерской своего отца – тут вообще принято иметь семейный бизнес и передавать его по наследству. Они встречались уже много лет, но все никак не собрались пожениться, хотели сыграть свадьбу на собственные средства, и вдруг такой подарок. Мотоцикл-то явно не дешевый…

– Юлиана! – продолжала вопить Лизель. – Собирайся!

Пришлось наскоро умыться, натянуть шорты и футболку и спуститься на улицу, чтобы соседка своими криками не заставила выйти всех соседей.

– Ну вот что ты орешь?

– Ты не представляешь, как я счастлива!

В ее светлых глазах прыгали чертики, а веснушки на молочном личике сияли ярче обычного – Лизель совершенно не загорала, удивляя всех бледной кожей.

– Что произошло? Неужели твой механик наконец созрел?

– Что? Как это? – вытаращила глаза Лизель.

– А, ну да… Он тебе предложение сделал?

– Ах, ты про это… Нет, – беспечно отмахнулась она, потягиваясь. – Просто у меня сегодня хорошее настроение, хочу, чтобы у всех вокруг такое было.

Я только головой покачала. Я уже давно утратила возможность радоваться просто так, потому что утро, потому что солнце, море, цветы… Но Лизель всего двадцать шесть, наверное, в ее возрасте я тоже испытывала такие эмоции. Просто потом разучилась.

– Все, Юлиана, садись, поедем.

Я с опаской посмотрела на мотоцикл. Не скажу, что этот вид транспорта числился у меня в разряде любимых, а если принять во внимание беспечную Лизель в роли водителя… Она, видимо, поняла мои сомнения.

– Не бойся, у меня есть права, я хорошо вожу, аккуратно. Если боишься, поедем медленно.

– И аргументов у меня не осталось.

Лизель сдержала обещание и вела мотоцикл на небольшой скорости.

До Бечичи было совсем не далеко, иногда вечером я ходила туда пешком по пешеходной дорожке вдоль пляжа, это отнимало минут двадцать, если вообще никуда не торопиться.

На мотоцикле мы добрались минут за пять, Лизель затормозила у небольшого кафе, мы оставили мотоцикл у входа и вошли внутрь.

У стойки суетился хозяин, пожилой мужчина с кудрявыми седыми волосами – он раскладывал на подносы только что привезенные из пекарни пирожные, булочки и круассаны с сыром и шоколадом.

– Доброе утро, дядя Штефан, – поздоровалась Лизель.

– Явилась, стрекоза? – улыбнулся он, оторвавшись на секунду от своего занятия. – Доброе утро, мадемуазель, – это относилось ко мне. – Сейчас принесу свежий кофе. И пирожные попробуйте, только что привезла Марта.

– Марта – его внучка, – объяснила мне Лизель по-русски. – Мы на террасу выйдем, можно?

– Садитесь, где понравится, еще рано, никого все равно пока нет. Через полчаса потянутся отдыхающие.

Мы вышли на небольшую террасу, где было всего четыре крошечных столика, и выбрали тот, что стоял под бело-желтой маркизой – туда еще не попадало солнце.

В мае отдыхающих уже хватало, и к обеду столики будут заняты, на набережной появятся гуляющие пары или целые семьи, начнется бойкая торговля всякой всячиной, из всех кафе и ресторанчиков будут нестись умопомрачительные запахи свежей еды и варящегося кофе. И только мой день будет похож на все остальные.

Сейчас мы посидим с Лизель, поболтаем, потом она отвезет меня домой, сама умчится на новом мотоцикле к своему Петеру, а я засяду на веранде с ноутбуком.

Кофейник на спиртовке, пепельница и пачка сигарет, которые, кстати, нужно еще купить, – вот и все мои спутники.

Одно и то же каждый день, исключая те моменты, когда я окончательно устаю от однообразия и иду, например, на пляж, расстилаю на гальке полотенце, укрепляю зонт, чтобы не попадали солнечные лучи, и ложусь.

Парадокс в том, что, живя рядом с морем, я почти не захожу в воду – плохо плаваю и предпочитаю не забредать глубже чем по пояс. В прохладные дни я иду в соседний городок, брожу там по улочкам и захожу в маленькие лавочки, где торгуют всякими мелочами.

Это поднимает мне настроение и настраивает снова на рабочий лад. У меня, получается, ничего и нет больше в жизни – только работа.

На столике в углу высилась стопка старых газет – хозяин приготовил их, чтобы отвезти на переработку, так тут принято.

Пока Лизель болтала по телефону, я решила посмотреть, нет ли там газет на русском языке – очень захотелось подержать в руках что-то напомнившее бы мне о доме.

Газеты оказались разные, и русскоязычные тоже были, я откладывала их в отдельную кучку до тех пор, пока не наткнулась на какой-то бульварный листок с заголовком «Череда смертей в книжном мире».

Не знаю, почему именно этот заголовок так привлек мое внимание, но я перестала перебирать газеты, а развернула ту, что держала в руках, и, пробежав глазами первые строки, почувствовала, что сейчас упаду в обморок.

Эта статья имела ко мне непосредственное отношение, хоть автор этого и не знал.

Дело в том, что теперь я не журналист, а писательница. Но на моих книгах красуется фотография совершенно другой женщины, пусть и отдаленно напоминающей меня. Она дает интервью, тексты которых для нее пишу я, она выступает на презентациях моих книг, используя готовые фразы и наработанные штампы, автором которых тоже являюсь я. И никому никогда не придет в голову, что журналистка Станислава Казакова, писательница Анастасия Ромашкина и черногорская домохозяйка Юлиана Загурская – один и тот же человек.

Об этом знают только мой близкий друг Захар Лавров и мой издатель Тимофей Престольный. Даже Настя, жена Захара и моя единственная подруга, не представляет этого. И не знает, где я живу и что со мной стало.

Наверное, из угрызений совести я взяла ее имя в качестве псевдонима для книг – это вроде как мой способ еще раз извиниться перед ней за все, что ей пришлось пережить.

И вот теперь я увидела, что Тимофей мертв. Более того, мертва и та, кого считают Анастасией Ромашкиной, – эту информацию я почерпнула из текста статьи.

Бросив беглый взгляд на дату, я ужаснулась – газета вышла в ноябре прошлого года… Полгода! Черт возьми, полгода я жила в полном неведении… Деньги мне приходили регулярно, и я вообще ни о