Саша Суздаль - Мушкетёр Её Высочества

Анна Гавриловна пригласила всех на домашний ужин и мужчины, оживившись, прошли к буфету, чтобы принять перед едой бокал вина, а светлейший князь с радости махнул водочки. Все, не чинясь, уселись за стол и принялись за стерляжью уху с расстегаями.

Из библиотеки к ужину появились Маша Меншикова и князь Пётр. Усаженные напротив друг друга, они всё время перебрасывались взглядами и улыбались друг другу, стараясь соблюсти приличия. Разнесли ботвинью с раками и, почти сразу же, жаркое из телятины.

Подали красное вино. Светлейший князь Меншиков попробовал и сказал, обращаясь к Жану-Анри:

— Вашего завозу? — Жан-Анри кивнул головой и князь добавил:

— Зайду как-нибудь к вам. Хорошее вино.

— Я скажу приказчику, — сказал Жан-Анри, — вам покажут все коллекции.

— Весьма хорошее, — сказал весь вечер молчавший барон Остерман, — пожалуй, будет лучше рейнского.

Подали пироги с визигой, пряженцы с сёмгой, и прочие заедки. Гости почтили их с трудом, но крепким сбитнем запили с удовольствием. Жан-Андре почти тут же распрощался, несмотря на приглашение светлейшего князя остаться ещё на пару часов, и вышел на крыльцо.

Глубоко в небе светила полная луна, пряча в своём сиянии звезды, и только некоторые из них осмеливались с ней равняться. Жан-Анри вздохнул полной грудью и неспешной ходой пошёл вдоль улицы, намереваясь прогуляться по Екатерининскому саду, прежде чем идти к себе. Сзади, возле Морской Академии, слышались громкие голоса будущих гардемаринов, не желающих спать в такую прекрасную ночь. Несмотря на то, что в ночное время ходить по улицам Санкт-Петербурга опасно, Жан-Анри не боялся, так как тренировал своё тело, шпагу держал острой, а душу наполнял бодрый задор. Важнее всего постараться не убить нападавшего, поддавшись естественному инстинкту.

О Жан-Анри в Санкт-Петербурге ходили разные слухи. Поговаривали, что Жан-Анри Моризо из Буржа, провинции Берри, герцогства Беррийского во Франции, где он жил, как  бенедиктинский монах. Что отчасти походило на правду. Называли его любимчиком Петра I, купленным у регента Франции Филиппа Орлеанского, что тоже казалось полуправдой.

С Петром I Жан-Анри познакомился в Париже в апреле 1717, когда тот нагрянул в столицу Франции. Пётр, как обычно, гулял инкогнито по Парижу и забрёл в винный погребок Жан-Анри. Они быстро нашли общий язык. Жан-Анри сразу понравился высокий любознательный, с благородной осанкой, северный царь, в выпуклых черных глазах которого всегда горел живой огонёк интереса.

Они до утра дегустировали вина его огромной коллекции, и к рассвету Жан-Анри бегло говорил на русском, чем немало потешил Петра. Тот тут же уговорил его ехать с ним в Санкт-Петербург, чтобы открыть там такой же погребок, как в Париже. Жан-Анри согласился, и они ударили по рукам, а затем принялись обмывать заключённый договор.

Их нашёл князь Борис Куракин, посол Петра во Франции, и устроил обструкцию продолжению банкета. Куракин напомнил, что сегодня понедельник и к Петру в этот день с визитом должен пожаловать семилетний Людовик XV. Царь тут же поднялся и вместе с Жан-Анри уселся в карету, заблаговременно подогнанную Куракиным.

Карета быстро доставила их в отель Ледигьер на улице Серизе в аристократическом районе Парижа, принадлежащий маршалу де Вильруа и отданный Петру I на время его визита в Париж. Не успели они подняться, как перед отелем показались экипажи юного короля.

Пётр вышел и встретил его у кареты. Взявши Людовик XV за ручку, он повёл его в отель, где они, как равные, уселись в одинаковые кресла. Король продекламировал заученную речь, которую на ухо Петру переводил Жан-Анри, к большому неудовольствию князя Куракина. Пётр, слушая короля, растрогался и прослезился, а потом поднял Людовика XV на руки и поцеловал.

Маленький король улыбался, но немного поморщился – от дяди Петра неприлично разило вином. Пётр, с помощью Жан-Анри, мило побеседовал с королём, рассказывая ему о Санкт-Петербурге, о кораблях и сражениях, и тот с интересом слушал, и, нарушая церемониал, придвинул кресло к Петру, чем вызвал неудовольствие своего воспитателя, семидесяти трёхлетнего маршала Вильруа.

Так началась эта странная дружба царя и неизвестного француза. В Санкт-Петербурге Жан-Анри поразил Петра I ещё раз. Как-то, глядя на чертежи английского  фрегата, изготовленные собственноручно Петром, Жан-Анри объявил царю, что чертёж не верен, и тут же, по памяти, искусно исправил ошибку.

Пётр посмотрел атласы, увидел, что он, действительно, дал маху и расцеловал Жан-Анри:

— Эх, светлая голова, мне бы, таких как ты, полсотни душ, я бы всю Россию-матушку перевернул.

С тех времён Пётр всегда звал своего друга на комиссию чертежей не только своих, но и других кораблестроителей. Федосей Скляев, знатный петровский строитель, пыжился, обзывал Жан-Анри «французишкой», но перечить царю не смел – нёс чертежи Жан-Анри, стоял у него за спиной и дулся, пока Жан-Анри, с улыбкой возвращая ему чертежи, похваливая, что сделаны «знатно» и предлагал по этому случаю распить бутылочку вина. В конце концов, Федосей стал «французишке» крепким другом.

После одного случая Жан-Анри вообще произвели в семёновские мушкетёры. Как-то Пётр принимал тульские фузей и мушкетёры Семёновского полка делали пробные стрельбы. Жан-Анри, наблюдая за стрельбой, заметил Петру, что стреляют мушкетёры не сильно метко.

Заводной царь тут же организовал соревнование для мушкетёров и Жан-Анри, к тому же и сам принял в них участие. Каждому дали по три патрона и выставили мишени на сто метров. В итоге первыми  оказались Жан-Анри и Пётр. Жан-Анри предложил стрелять на двести метров, а вместо мишеней – глиняные тарелки. Взяли по три патрона и Жан-Анри все три тарелки расстрелял. Царь сумел расстрелять только одну.

— Знатно стреляешь, — сказал Пётр, — нарекаю тебя почётным мушкетёром Семёновского полка, с правом ношения мундира и выслугой лет.

После этого они, вместе с Семёновскими мушкетёрами, поехали в погребок Жан-Анри и обмыли звание не одной бутылочкой «Эрмитажа».

Вот так Жан-Анри стал мушкетёром.

Улыбаясь воспоминаниям, Жан-Анри миновал потушенные окна дома генерал-кригскомиссара Чернышева, полной грудью вдыхая ночной воздух, дразнивший приятным запахом гороховника. Он перешёл по мосту через Зимнюю канавку и двинулся вдоль Немецкой, мимо здания Зимнего дома, и хотел уже сворачивать в сторону Мало-Конюшенного моста, как услышал сдавленный вскрик: «Карау …» 

«Не иначе, кого-то придушили», — подумал Жан-Анри, ускоряя шаг. Впереди, возле дома, копошились три тела. Скорее одно копошилось, а два других его тискали. Жан-Анри легко подскочил, ткнул одного и тот сполз на землю. Второй испуганно обернулся – но опоздал: Жан-Анри поднял его над собой и опустил на стену дома. На земле лежала девушка, которая пугливо смотрела на Жан-Анри и орала: — Не подходите, я буду кричать.