Дороти Иден - Леди Маллоу

Но, по крайней мере, он не имел ни малейшего представления о планах Амброса. У нее в руках самый крупный козырь.

ГЛАВА 8

Заполняя дневник этой ночью, Сара столкнулась с серьезными трудностями. Она хотела прежде всего выпукло отразить откровенное лицемерие Блейна, связанное с предстоящим чтением в церкви отрывка из Библии, но одновременно в памяти всплыли его слова, в которых выражалась решимость сохранить усадьбу Маллоу и все состояние для своего сына. Никто не усомнился бы в искренности Блейна, когда он произносил эту фразу. И он вел себя так, будто привык считать себя хозяином обширных владений. Причем все его поступки были не заученными, а совершались бессознательно и выглядели вполне естественно, словно эти качества были свойственны ему от рождения.

Между тем не подлежало сомнению, что леди Мальвина была все-таки не совсем уверена в нем и старалась заполучить как можно больше — денег или драгоценностей, — пока существовала такая возможность. Но с другой стороны, старуха искренне привязалась к Тайтусу и была абсолютно убеждена — или сознательно заблуждалась, — что он ее внук.

«Все необычайно сложно переплелось, — писала Сара в растерянности при свете свечи, горевшей на колике рядом с кроватью. — Пока нет никаких реальных доказательств. Но завтра я смогу понаблюдать вблизи за местными прихожанами и посмотреть, как они станут приветствовать новое семейство».

Закрыв дневник, Сара вновь положила его в свою сумочку — чтобы никому даже случайно не попался на глаза, задула свечу и легла спать.

Под утро Сара услышала плач Тайтуса. Нащупав спички, она зажгла свечу. Доносившееся из детской комнаты хныканье звучало приглушенно и как-то особенно тоскливо. Подойдя к кроватке, Сара увидела, что ребенок находится не в полусонном состоянии, но явно чем-то напуган. По его словам, он слышал странный шум. Своими тонкими ручками мальчик крепко обхватил Сару за шею.

— Какой шум? — спросила она. Ветер утих, и в большом доме было абсолютно тихо.

— Не знаю. Вон там.

Ребенок показал на потолок, и у Сары невольно екнуло сердце. Над ними располагалась мансарда с комнатами для прислуги. И именно в одной из них пятьдесят лет назад повесилась несчастная служанка. С тех пор комната пустовала: слуги избегали ночевать здесь. Эту печальную историю рассказала ей и потрясенной Элизе горничная Бетси.

— Вероятно, то была чайка, — заметила Сара — Возможно, канарейка. Или за стеной заскребла мышь. Ты ведь спал и как следует не расслышал.

— Значит, это была мышь? — спросил Тайтус

— Мне думается. Ложись поудобнее и постарайся заснуть. Я оставлю гореть свечку.

Мальчик смотрел на нее своим понимающим и покорным взглядом. По комнате гуляли сквозняки, и пламя свечи постоянно трепетало. Сара решила завтра позаботиться о ночнике, который бы не мерцал и не отбрасывал на стены мелькающие тени, болезненно влияющие на воображение ребенка. Например, можно поставить свечу в стеклянный шар.

В доме царила мертвая тишина. Скрытая в этом безмолвии тревога, безусловно, являлась продуктом ее собственной фантазии.

Наступило ясное, прохладное утро. Все семейство собиралось в церковь. Сара, сошедшая с Тайтусом во двор раньше всех, имела возможность потолковать с Соумсом, подкатившим карету к крыльцу. Амброс подозревал, что именно этот человек поведал Блейну многое из прошлого семьи и усадьбы Маллоу. По мнению Сары, предположение имело под собой определенную почву. Во-первых, у Соумса было длинное узкое лисье лицо, а во-вторых, вся его внешность выражала столь явное подобострастие, что невозможно было смотреть без раздражения.

— Молодому хозяину нужен пони, — заметил Соумс. — У меня как раз есть один, приходится братом тому, на котором катался отец молодого господина.

— Ты учил его ездить верхом, Соумс?

— О да. Он был отчаянным наездником, все норовил прыгать через препятствия еще до того, как научился скакать галопом. Этот малыш будет осторожнее.

— Ты заметил большие перемены в хозяине?

Саре было ужасно неприятно внешне непринужденно болтать с этим человеком, который посматривал на нее с хитрой усмешечкой. Его придется уволить, как только Амброс вступит во владение усадьбой, хотя бы за нынешнюю вынужденную фамильярность.

— Не очень значительно, мисс. Он еще прежний сорвиголова, каким и был всегда. Такие лица запоминаются на всю жизнь. Спросите старую Бетси. Единственная из прежней прислуги и хорошо помнит его. — Соумс смерил взглядом стройную фигуру Сары. — Счастливый день для усадьбы, мисс. Никогда не поверил бы, что доживу до этого.

— Ты, значит, не особенно бы обрадовался, если бы хозяином здесь стал его кузен?

— Ничего не имею против мистера Амброса, — проговорил Соумс елейным тоном. — Никаких личных претензий. Но если хотите знать, он не подходит для усадьбы Маллоу.

Было пора кончать беседу. Щеки Сары уже горели от сдерживаемого негодования. Подумать только: Амброс не подходит для Маллоу! Совершенно верно, Амброс никак не устраивал Соумса — эту мерзкую, коварную креатуру; ведь он прекрасно понимал, что будет уволен, как только Амброс вступит в свои права. Данное обстоятельство лишний раз подтверждало мнение Амброса об участии Соумса в заговоре. Он, должно быть, всю жизнь ждал возможности проявить свои таланты хитрой лисы.

Их было двое: Соумс и неуловимый Томас Уайтхаус, которого в данный момент Амброс искал в Тринидаде.

Однако где же все-таки неопровержимые улики, свидетели, доказательства подкупа? Не полагает ли Амброс, что ей следует постараться во что бы то ни стало завести дружбу с Соумсом? Добиться его расположения и доверия? Здесь могла бы помочь свойственная леди Мальвине грубоватая прямолинейность. Ну что же, вздохнула Сара, если потребуется, она не только проявит необходимое качество, но и станет обхаживать противного Соумса. Ради усадьбы Маллоу и ради Амброса.

Но в церкви Сара вновь почувствовала, как исчезает однозначность уже сложившихся представлений и утрачивает ясность, казалось бы, совершенно четко обозначенная цель. Ее заворожил голос Блейна, когда он стоял — высокий и уверенный в себе — на кафедре и читал из Священного писания. Судя по манере, можно было предположить, что он делал это каждое воскресенье на протяжении всей своей взрослой жизни. Тон голоса был в меру торжественным и проникновенным. Он не торопился, не спотыкался на словах и, очевидно, загипнотизировал всех присутствующих, потому что в церкви, кроме степенного красивого голоса, не было слышно ни звука.

«Этот человек — превосходный актер, — подумала Сара сердито. — Как может он так прекрасно читать Библию, будучи насквозь фальшивым?»