Лариса Шкатула - Наследство в глухой провинции

— Смотри, и сама поешь!

Лида растрогалась:

— Жаль, у Пашки аллергия на шоколад.

А наши предки вообще знали, что такое аллергия? Или просто давали малышам все, что в доме было, — и вырастали те вполне здоровыми…

Опять меня понесло! Отчего у детей бывают аллергии. Раньше мне подобное и в голову бы не пришло. Все из-за теток в нотариальной конторе. Подсуетись они, я бы уже ехала домой, оставив на ту же Лиду доверенность на продажу наследственного дома.

Я поставила на холодной застекленной веранде газированную воду — не включать же из-за нее холодильник — и отправилась осматривать участок, который, как я поняла, простирался сразу за сараем.

Трудно, конечно, определить на глаз, но участок тетки составлял не меньше сорока, а то и пятидесяти соток. Правда, получалось, что дом ее стоял на пригорке, а огород как бы нырял вниз.

Кто-то вспахал участок и посадил на нем картошку — наверное, соседи. Что ж, все равно земля пустует. Оканчивалось теткино «поместье» несколькими симпатичными елочками, за которыми виднелся то ли пруд, то ли озеро, а еще дальше — начинался все тот же лес. Красотища! Я постояла, любуясь.

Красиво, но этот идиллический пейзаж никаких особых струн в моей душе не затронул. Мало ли на какие красоты мне приходилось любоваться: то ли на родной земле, то ли будучи за границей. Что же, обязательно в таких местах надо поселяться?

Помню лет в четырнадцать меня поразил один наш южный пейзаж — мы с классом собирали на поле помидоры. Примерно в начале сентября. Урожай их в том году оказался невиданным, так что наш класс вместо учебы отправили помогать пригородному колхозу в уборке.

В какой-то момент я оторвалась от работы, посмотрела в синее небо, взглянула вокруг: мамочки, аж дух захватило. Я даже стихотворение тогда сочинила.

На горизонте трактор землю пашет,Мычат коровы где-то далеко.А небо — опрокинутая чашаС узорами из белых облаков!

Может, кто из настоящих поэтов и скажет: примитив, стереотип, но я тогда именно так почувствовала окружающую меня красоту. Мир вокруг был моим, я родилась среди него и жила. И считала, что так будет всегда.

Став старше, я поняла, что урбанизация искривила мои мироощущения: никогда так не радовалась моя душа, никогда так не замирала от восторга, как в тот момент, когда ребята из «Газпрома» забрали у нас со склада первую, невероятно большую партию оргтехники.

Я прихватила со двора охапку дров и пошла в дом. Подбросила пару поленьев в печь и сунулась к теткиным полкам с книгами. Как и я, она любила приключенческие романы, и мне было чем разжиться.

Откусывала кусочки шоколада, запивала их водой и читала, чувствуя себя вполне счастливой. Заснула здесь же, на диване, с трудом уговорив себя подняться и выключить свет.

Рано утром меня разбудил петух. Я глянула на часы — шесть утра. Так рано дома я никогда не вставала. Собственно, сквозь сон я слышала его кукареканье и раньше, но тогда оно не мешало мне спать, существуя лишь как деталь какого-то хорошего сна. Я повертелась в постели, но заснуть больше не смогла.

Кроме того, по выражению Ольги, нужно было и минус попить. То есть удалить из организма выпитое накануне. В доме было все еще тепло, и я опять вспомнила, в противовес что ли, арктический холод нетопленой гостиницы. Хорошо, что осталась дома.

Взяв полотенце, я вышла на крыльцо. Солнце подобралось уже к краю горизонта — по-научному, светало, — но воздух пока явно пах морозцем.

Я пошла по выложенной плиткой дорожке к незатейливому деревянному строению, мысленно пеняя тетке: образованная женщина! Ну если здесь нет центральной канализации, могла бы выкопать на своих пятидесяти сотках септик. Уж специальная машина, с помощью которой можно было бы раз в два года его чистить, наверное, в поселке нашлась бы. А в пристройке к дому поставила бы биотуалет.

Воду для рукомойника какой-то древней модели пришлось доставать из колодца, хотя прежде ничего подобного делать мне не приходилось. Кстати, можно было бы и здесь подсуетиться, поставить насос… Что это, неужели я пытаюсь представить, как могла бы здесь жить?

В общем, я умывалась ледяной водой и мысленно ворчала, пока умытое лицо не разгорелось румянцем. Я даже глаза прикрыла от удовольствия, чувствуя, как к щекам приливает кровь.

Можно было бы сделать пару упражнений, но свежий воздух так легко потек в мои легкие, что даже закружилась голова, отчего я вынуждена была присесть на крыльцо.

От прозвучавшего внезапно вопля среди благозвучной тишины я невольно вздрогнула.

— Ма-ла-ко! Ма-ла-ко!

Какой-то здоровущий мужик шел по улице и орал во всю глотку. У моей калитки — быстро же я ощутила себя собственницей! — он несколько замедлил шаг и даже примолк, но, рассмотрев все, что мог, пошел дальше по улице, оглашая окрестности криками о своем товаре.

Из калиток стали выходить женщины с молочными бидончиками в руках, потому и я, отыскав на кухне такой же, поспешила следом за ними. Стадное чувство, ничего не поделаешь. Мне ужасно захотелось чего-нибудь молочного.

— Лариса, на меня очередь займи! — крикнула со своего крыльца Лида.

Метров через сто вправо, прямо посреди дороги, стояла изотермическая емкость типа квасной цистерны на жесткой сцепке с «Жигулями» шестой модели. Чего только люди не придумают! К ней уже выстроилась очередь, и полная молодуха шустро орудовала шлангом, заполняя бидончики. Все женщины как одна, ничуть не скрываясь, осмотрели меня с ног до головы.

— Племянница Липы, — услышала я негромкое высказывание.

— Эта в нашей дыре жить не станет, — добавила другая.

Что-то же они увидели во мне такое, позволявшее сделать подобный вывод. Не мой ли скромный спортивный костюм из Италии или кроссовки — натуральные «Адидас». Значит, уже и в глубинке научились определять фирму на глаз.

Подумала я так и огорчилась за госпожу Кирееву, которая неизвестно отчего вознеслась над другими и позволяет себе относиться к ним с высокомерием. Можно подумать, в том, что я родилась в краевом центре, есть моя личная заслуга… Зато в том, как я одета, непременно есть.

Подошла Лида, и мы поболтали с ней ни о чем — Костромино по большому счету меня все же не интересовал, как и местные новости про какую-то Зойку, которая подалась к казакам и служит у них то ли секретарем, то ли буфетчицей, хотя каждому ясно, чем она на своем, рабочем месте занимается. Мы купили молоко и дошли с ним до дома. Соседка побежала кормить детей, а я — свою драгоценную персону.