Екатерина Красавина - Храм украденных лиц

— Старшему — двадцать. Младшему — пятнадцать.

— От первого брака дети есть?

— Нет.

— Его первая жена, кто она по профессии?

— Тоже врач. Хирург-гинеколог.

— А вторая?

— Массажистка. — В голосе Дины Александровны прозвучало явное презрение.

— А кем работаете вы?

— Я — художник.

— А… — Губарев вспомнил картины в коридоре. — Эти картины в коридоре — ваши?

— Мои.

Наступило молчание. Вдова смотрела в пол, опустив голову.

— Родители вашего мужа живы?

— Нет. Они давно умерли. Коля остался сиротой в восемнадцать лет. И дорогу в жизни пробивал себе сам.

— Других родственников у него нет?

— Есть. Родная тетка. В Тульской губернии. Он посылает ей раз в полгода деньги. И все. Этим их контакты исчерпываются.

— А племянники? Племянницы?

— Тетка — бездетная.

— Лактионов не из Москвы?

— Нет. Из деревни под Тулой.

— Вы не дадите координаты его бывших жен?

— Пожалуйста. — Дина Александровна снова покинула комнату. Губарев обратил внимание, что походка у нее была бесшумно-скользящей. Словно женщина была невесомой.

…Дина Александровна листала миниатюрную записную книжку, а Губарев смотрел на ее руки. Тонкие, почти прозрачные. Он почему-то не мог себе представить, как она рисует. В его представлении у художников должна быть крепкая, мускулистая рука. А здесь… изящные трогательные ручки.

— Вы записываете? — подняла на него глаза Дина Александровна.

— Да, конечно, — Губарев чуть смутился и достал из внутреннего кармана пиджака записную книжку. — Диктуйте.

— Так. Кузьмина Любовь Андреевна… Губарев записал телефон.

— Лактионова Ванда Юрьевна. Это вторая жена… — пояснила Дина Александровна.

— Она оставила фамилию бывшего мужа?

— Да.

Судя по первым цифрам телефона Ванды Юрьевны, она проживала где-то в Медведкове. У майора там жил один давний приятель.

— Простите за нескромный вопрос, а он помогал бывшим женам? Они… — Губарев замялся, подыскивая нужные слова: — Были в хороших отношениях?

Дина Александровна слегка склонила голову набок.

— Разве бывшие могут быть хорошими? — насмешливо сказала она. — Впрочем, Любовь Андреевна — дама самостоятельная. И в жизни Николая Дмитриевича почти не присутствовала. А Ванда… Ванда хотела, чтобы он больше помогал деньгами, чаще бывал.

— Лактионов помогал сыновьям?

— Конечно. Они ни в чем не нуждались. — Дина Александровна закрыла глаза. Очевидно, беседа ее утомила. Лицо было бледно-восковым. Ни кровиночки.

Губарев понял, что надо закругляться.

— Значит, в последнее время в поведении вашего мужа ничего странного или необычного не наблюдалось? — подытожил Губарев. Майор помнил, что этот вопрос он уже задавал в начале беседы. Но вдруг она что-то вспомнит. Какую-нибудь мелочь, которая на поверку окажется существенным фактом.

— Абсолютно.

— Расскажите, как протекал его последний день. Дина Александровна нахмурилась.

— Последний день… Коля… Николай Дмитриевич встал в семь утра.

— Он всегда встает в это время? — перебил ее Губарев.

— В рабочие дни — да. Потом… он принял душ. Позавтракал…

— Вы видели его за завтраком?

— Естественно, — немного удивленно ответила Дина Александровна. — Мы завтракаем обычно вместе. Николай Дмитриевич любил придерживаться установившихся традиций. Не любил беспорядка, спонтанности.

— Завтрак готовили вы?

— Я. Николай Дмитриевич бытовыми вопросами не занимался.

Лактионова замолчала.

— Дальше… — негромко сказал Губарев.

Дина Александровна опустила голову и затеребила бахрому шали.

— Дальше: он прошел в свой кабинет. Побыл какое-то время там. Потом ушел.

— Он звонил вам днем?

— Нет.

— А обычно звонил?

— Когда как. Когда была необходимость — звонил.

— По каким вопросам он звонил?

— Ну… что задержится. Или просил меня купить что-то к ужину. Николай Дмитриевич был большим гурманом, — легкая улыбка скользнула по губам Дины Александровны и сразу исчезла. Как будто бы ее и не было.

— Понятно. Но в тот день он вам не звонил?

— Нет.

— Когда он не пришел вовремя, что вы подумали? Дина Александровна вздохнула.

— Что его задержали непредвиденные обстоятельства.

— Николай Дмитриевич ездил на работу на машине?

— Да.

— Водил сам?

— Да.

— Он попадал когда-нибудь раньше в аварии?

— Нет. Он прекрасный водитель. С большим стажем.

— Значит, вы подумали: произошло что-то непредвиденное и поэтому ваш муж задержался? — Губарев пытался нащупать суть, сердцевину отношений между мужем и женой. Это давало ключ к характеру погибшего, его образу жизни, привычкам. Что-то беспокоило майора. Но что — он пока не мог определить. Это ускользало от его понимания.

— Вы понимаете, — в голосе Дины Александровны прозвучали капризные нотки, — мой муж был прекрасным специалистом. Вдруг кому-то понадобилась срочная помощь? И мужу надо было делать внеплановую операцию.

— А потом?

— Потом мне позвонили и сказали, что мой муж — убит.

Майор немного помедлил, прежде чем задать следующий вопрос. Он знал, как болезненно его обычно воспринимают родные и близкие покойного.

— Дина Александровна, где вы были вчера вечером в интервале между семью и десятью часами?

Глаза женщины слегка расширились.

— Где? — Секундная пауза. — С восьми до девяти я была в магазине на Тверской. Когда я поняла, что Коля не приедет вовремя, я решила заняться собственными делами. Тем более этот магазин недалеко от нас. Он называется «Галерея „Актер“. Я там делала покупки.

— Чек сохранился?

— Ну что вы! Я такие вещи не храню. Губарев почувствовал холодок, проскользнувший в интонации.

— Во сколько вы приехали домой?

— Примерно в половине десятого.

— Больше вы ничего не можете добавить к сказанному?

— Нет.

— Хорошо. — Губарев поднялся со стула. Витька последовал его примеру. — Если что вспомните, звоните сразу. — Он отдал ей свою визитку.

— Конечно. — Дина Александровна поднялась с дивана. И вновь майор удивился ее бесшумности. Умению двигаться, не производя никаких звуков. Она пошла впереди них: маленькая, изящная фигурка. Как статуэтка.

В коридоре Губарев задержал взгляд на картинах.

— Красивые.

— Спасибо, — сухо сказала она.

Ему в самом деле особенно понравилась одна: живописный букет лилий на фоне грозового неба. Темно-серый кувшин, белые лилии с золотистыми пестиками и набухшее влагой небо.

— До свидания.

— Всего хорошего.

Когда они пересекали двор-колодец, Губарев внезапно остановился как вкопанный.